Полюби меня

У меня отлегло от сердца. И золотистая радость так и осталась со мной, лишь немного рассеялась от мысли, что отца этого возможного, пока лишь гипотетического, ребенка я больше никогда не увижу... Прислушалась к ощущениям внизу живота, словно уже сейчас там могло происходить нечто новое для меня. Ничего не ощутила, только выше желудок сводило отголода.

— А он знал это и выгнал тебя! — зло сказал Край.

— Просто он уверен, что я не люблю его, и не смогу полюбить, когда узнала вторую ипостась, — сказала я. — Но, Край… — кое-что пришло мне в голову, — ты ведь понимаешь, что зачатие — не единомоментный процесс. Я медик, знаю. Там все происходит некоторое время.

— Вот это и дает надежду, — серьезно сказал Край. — Все это время иномирянка должна любить его. А ты ведь обиделась на него, когда он выгнал, чувства могли исказиться… К тому же, — он вдруг улыбнулся, — Тая, я молод, мне всего триста лет. Но я уже знаю, как влюбляются и любят. Если я понял все правильно, ты здесь всего одиннадцать дней. Часть из них ивовсе провела в беспамятстве. А чувства не развиваются так быстро… Ты влюбилась в него — это факт. Но для зачатия нужна именно любовь. Так что еще есть надежда, что ты не беременна.

Я улыбнулась. Да, еще есть надежда. Только не та, о которой говорит Край. Напротив, есть надежда, что во мне живет частичка Альберта. Я рожу ребенка, и уже никогда не останусь одна. Потому что отблески нашей недолгой любви всегда будут жить в нем. И пусть он… паучок. Это уже не важно.

Да и иногда любовь приходит сразу. Просто человек не сразу ее чувствует.

— Скоро узнаем, — с какой-то глупой улыбкой сказала я. — Дней через пять…

По моим расчетам как раз тогда у меня должны начаться «женские дни». А другого способа диагностики беременности в этом мире я не знала. Тестов тут точно нет…

— Жаль, что запах и энергетика женщины так рано не меняются, — сказал Край. — Надежда есть… Но ты должна понимать: если ты все же беременна, то нам придется изменить планы. Возможно, тут опять же помогут фениксы — они лучше понимают, как растить высшего мага. Ведь ты не сможешь воспитывать сына в своем мире, лет в пять он начнет обращаться, в нем проснется магия… А ни ты, ни он не будете иметь никакого понятия, что с этим делать. Я мог бы жениться на тебе… к этому меня призывает долг чести. Но и я понятия не имею, как воспитывать пауков…

— Я не хочу, чтобы кто-то женился на мне «из долга чести», — твердо сказала я. Почему-то мысль о возможной беременности придала мне мужества и твердости. — Пойдем, Край. Я рада, что ты рядом. Спасибо тебе. Думаю, мы приняли верное решение. Нам нужно время, чтобы найти в союзники высшего мага. И прояснить этот вопрос… А еще я хочу есть.

— По пути будут ягоды, — сказал Край, вставая. — А чуть позже я поохочусь…

Глава 17. Интермедия (Альберт)

В последние годы я был сам не свой. Тревога и странные, мучительные мысли охватывали все чаще. Наверное, сказывалась приближающаяся смерть. И я, как старик, все больше думал, куда ж потратил отмеренное мне время...

И получалось, что прожил жизнь бестолково – более подходящего слова нет. Потратил на что-то... малозначительное. Вроде бы сделал много ценного – укрепил границы, поставил на место этих шкурных выскочек, отстроил старые города, организовал поставки тапорэ, наладил дипломатию с фениксами... Войду в историю как прекрасный король, побеждающий и на поле боя, и в политических и экономических играх.

Но что двигало мной, чем я жил? Чем был наполнен я сам?

Не правлением. Править я всегда умел, получалось как-то само собой. Я жил горячей жаждой мести. Пылал ненавистью и играл в холодные бесполезные игры... Началось все, когда я был совсем молод. Когда отчаяние и злость охватили меня. С тех пор, похоже, они так и держали меня в тисках, не давали расправить крылья. Ведь все время казалось, что я вот-вот взлечу, но не мог, – словно крылья за спиной были связаны. Впрочем... у нас нет крыльев. Они есть только у фениксов и этих коварных ящеров, которых я хотел бы истребить до последнего.

Часто сам шпионил у их границ, завел множество агентов, несколько раз мне даже удалось нагадить драконам во внешнеполитических и экономических вопросах. Совершенно не то, чего хотелось, но чувствительный укол по самолюбию этих тварей. И все это было... бесполезно. Я вдруг начал понимать это.

Не то что бы стал лучше относиться к драконам. Не то что бы стал испытывать меньше неприязни к волкам и псам. Просто теперь мне было не двести лет, когда казалось, что осталось еще так много! Что можно тратить время на страсти, бушевавшие во мне... А потом сделать что-то более значительное.