Полярный круг

Нанок прильнул к иллюминатору. Ничего особенного с высоты он не обнаружил. Самолет снижался над морем. Мелькали поросшие зеленью островки с аккуратными домиками. Потом пошла какая-то пустынная земля, похожая на ту, какую видишь при посадке в Тикси, — словно побережье Ледовитого океана в пору, когда уходит лед. Здесь тоже на рейде стояли корабля, а земля была безлесная, удивительно унылая.

Только перед самой посадкой промелькнули какие-то здания.

— Наш самолет приземлился в столице королевства Дании Копенгагене, в аэропорту Каструп, — объявила стюардесса и поблагодарила пассажиров неизвестно за что, хотя, по логике, пассажирам надо было поблагодарить экипаж.

— Ну вот, — бодро произнес Клавдий Петрович, — начинается наша с тобой работа.

Нанок напряженно улыбнулся.

Встречали сотрудники посольства и представители Общества Дания — СССР: два господина, совершенно не похожие не только по внешнему виду, но и по манере разговаривать. Один из них, худощавый, стройный, назвавшийся мистером Вальтером, был аккуратно одет и тщательно выбрит. И даже речь его была тщательно выверена. Зато другой, в мешковатом костюме, смешливый, не перестававший говорить на каком-то невообразимом языке, где слышались и русские слова, и английские, — Ганс Йенсен был самим олицетворением свободы от всяческих условностей и протокольных ограничений.

Подхватив под руку Нанока, он о чем-то громко и весело поговорил с таможенником, после чего на чемоданах немедленно появились наклейки, свидетельствующие о прохождении досмотра. Они прошли в просторный зал ожидания, где толпилась большая группа японцев, прилетевших вместе с ним. Их снова пересчитывал старший с крепкими большими зубами. Заметив Нанока, он улыбнулся и погрозил пальцем.

Представитель посольства сказал, что открытие выставки намечено на завтрашний день, так что остаток дня можно использовать по своему усмотрению.

Ганс Йенсен посадил Нанока к себе в машину.

— Вас хотят видеть многие, — сказал он, перейдя на нормальный, вполне доступный Наноку английский. — Журналисты, этнографы, студенты. Есть приглашения от университета, от Гренландского общества. Вы впервые в Копенгагене?

— Впервые, — ответил Нанок.

Гостиница называлась «Викинг». Она понравилась Наноку узкими лесенками, путаными переходами и домашним уютом.

Расположившись в номере и распаковав немногочисленные свои пожитки, Нанок позвал Клавдия Петровича погулять.

Нанок уверенно шагал вперед, и Клавдий Петрович заметил:

— Ты так идешь, будто уже бывал в этом городе.

— А я запомнил дорогу, — ответил Нанок, — В гостинице есть план города.

Нанок жадно вглядывался в прохожих, пытался через мелькающие, непроницаемые, озабоченные лица вникнуть в их суть. Что они думают? Как живут? Чем озабочены? Ведь это новый город, новая страна, строй, совершенно непохожий на тот, при котором вырос Нанок. Королевство Дания…

Одеты были прохожие невероятно разнообразно. Правда, не надо было быть особенно наблюдательным, чтобы увидеть: небрежнее всех были одеты молодые люди. Некоторые облачены в такое рванье, что могли вызвать сострадание, если бы Нанок и его спутник не знали, что это хиппи. Да и выражение лиц этих молодых людей не свидетельствовало о переносимых лишениях. Девушки были миловидны и, видимо, сыты, лица молодых ребят носили отпечаток вполне обеспеченного детства.

В гостиницу пошли другой улицей, привлекшей ярким светом огромных витрин и тем, что на ней не было движения транспорта. Посреди улицы стояли скамейки. Какие-то пожилые, очень опрятные господа пенсионного вида сидели на них и курили трубки. Слышались музыка, смех. Пьяный оборванец играл на гармонике, а его приятель поносил последними словами прохожих.

Бродячий ансамбль давал концерт. Гитара, аккордеон, саксофон и певец. Все исполнители принадлежали к племени хиппи и были одеты в неподражаемую, очень живописную рвань.

Ребята пели по-английски о девушке, которая каждый день меняла цвет ресниц и этим волновала душу парня, заставляла его страдать и думать о зыбкости всего сущего, в том числе большого голубого шара, который может быть взорван одной-единственной бомбой. Зотов, прислушиваясь, с удовлетворением заметил:

— Антивоенную песню поют!

— Вы думаете, они действительно против войны? — усомнился Нанок.

— Поют же.

— Ну и что? Петь можно все, не вдумываясь в значение слов. Они, наверное, толком и не знают, что такое война, — заметил Нанок.

В гостинице «Викинг» их ждала записка от Ганса Йенсена, извещавшая, что он зайдет после ужина и поведет их в парк «Тиволи».

— Сплошные развлечения, — заметил Нанок.

— Плохо вам, что ли? — сказал Клавдий Петрович. — Завтра начнем работать, и кончатся наши развлечения.

Парк «Тиволи» походил на обычный городской парк культуры и отдыха. На открытой сцене шел балетный спектакль. Где-то вдали крутились карусели, слышался смех, гомон, музыка разных сортов смешивалась в общий неразборчивый шум, который рождал какое-то отчаянно веселое настроение.