Полярный круг

Зал громко аплодировал каждому номеру. Чуть ли не каждый танец приходилось повторять. И Нанок думал: «Ну хорошо, я воспринимаю все это открытым сердцем, потому что все это знакомо мне с детства, под гром бубнов я родился и вырос, но что это дает русским, украинцам, грузинам, казахам, якутам — всем тем, кто собрался в этом зале? Они же не притворяются, им и впрямь нравятся эти танцы, уходящие корнями в зарю человечества и, если говорить научно, представляющие еще синтетическое искусство, где песня, слово и танец являют собой одно целое, нерасторжимое. Значит, в этих танцах есть нечто такое, что доходит до сокровенных уголков человеческой души, что они являются всеобщими для всех людей, какого бы происхождения они ни были».

В антракте Нанок пошел за кулисы.

Склонив голову, на стуле сидел Теплилик и тяжело дышал. Артисты выглядели так, словно им пришлось вытаскивать на берег большого кита. «Нелегко им приходится», — подумал Нанок, глядя, как Тагъек с трудом стягивает с себя прилипший к потной спине сценический костюм. Нутетеин молчал, остальные только кивнули, словно бы говоря: рано поздравлять — впереди еще половина концерта.

Начало второго отделения не понравилось Наноку. Квартет девушек пел песни о Чукотке, сочиненные заезжими поэтами.

Тевлялькот объявил выход Нутетеина, и зал встретил старого певца и танцора дружными аплодисментами.

Нутетеин исполнял древний танец чайки.

Как можно передать многозначность каждого движения исполнителя? Этот танец сочинен им, и никто не исполняет лучше его. Даже такие мастера, как уэленец Гоном, чаплинец Каяк или даже солист ансамбля Спартак Теплилик, не могут повторить единственный рисунок танца, который создает на сцене Нутетеин.

И тот, кто живет на берегу холодных морей, понимает и всем сердцем воспринимает этот танец. Он близок и тем, кто сидит в этом притихшем зале, — строителям атомной электростанции, геологам, горнякам, пастухам-оленеводам… Каждому из них не раз приходилось противостоять жестоким ветрам и, одолевая ураган, достигать своего берега.

Несмотря на всю условность, этот танец рожден живой жизнью. Жизнь на берегу моря всегда таит великие опасности. Эскимоса часто уносило на дрейфующем льду, рвало парус на его байдаре. А на берегу ждали близкие и родные, ждали с добычей. Чувство долга, желание достичь родного берега прибавляло силы, и человек одолевал ураган, плыл в спасительную тень высоких скалистых берегов.

Когда, наконец, занавес окончательно закрылся, Нанок почувствовал, как горят его отбитые хлопками ладони. Люди медленно расходились, громко обмениваясь впечатлениями. Приятно было слышать восторженные слова, словно сам Нанок только что был на сцене вместе с ансамблем. Нанок жал артистам руки, поздравлял с успехом. Вот показался Нутетеин, рядом — Зина Канталина и Ирина Вээмнэут.

Они поддерживали старика.

— Уставать я стал, — пожаловался Нутетеин. — Совсем стариком заделался. Раньше после ночи танца я выходил на охоту полный сил, будто заново рожденный. Теперь не то…

Нутетеин занимал однокомнатную квартиру, поразившую Нанока обилием ковров. Усадив старика на диван, девушки принялись хлопотать: поставили электрический чайник, включили телевизор.

— Ванну наливать? — спросила Зина.

— Боюсь, не выберусь потом оттуда, утону, — со слабой улыбкой ответил Нутетеин. — И не успею свою мечту осуществить.

За чашкой чая Нутетеин рассказал о своей мечте.

— Хорошо бы на сцене показать наш праздник кита, — говорил он, прищурившись, словно вглядываясь в свою молодость. — Настоящий праздник кита, без шамана и заклинаний. По правде говоря, на этом празднике шаман никогда не был первым человеком. Главным был тот, кто загарпунил кита, значит, — трудовой человек. И дом большой — клегран — был клуб для настоящих мужчин, сильных, умеющих держать и копье, и гарпун, и ручку ярара.[15] Китовый праздник только начинался в клегране. Главная часть его происходила на виду у всего селения. Быстрые бегали по дорожке, проложенной по галечному берегу. Вот ты, Нанок, бегал в детстве по гальке? О, это совсем не то, что по твердой земле. Надо иметь очень сильные ноги. Зато тренировка хорошая — потом по снегу можно быстро передвигаться, особенно когда за тобой умка гонится… А затем боролись. Сильнейший оставался в кругу до последнего: на то он сильнейший. Прыгали на сырой моржовой коже. Примерно так нынче космонавты тренируются…

— Они тренируются на батуте, — сказала Ирина Вээмнэут. — На резиновой сетке.

— Пусть на резиновой сетке, — согласился Нутетеин, — но суть наша… А к вечеру, когда солнце садилось, начинались танцы и песни. Тогда и женщины входили в круг и устраивались на низкой длинной скамье…

Нутетеин скосил глаза на телевизор. Шла какая-то спортивная передача.