Читаем Полярный круг полностью

Пауль Мадсен пожал Наноку руку, поприветствовал его спутников и пригласил войти. Следом потянулись встречающие. Мери и Петер издали дружески улыбались Наноку.

По широкой лестнице с просторными площадками на каждом этаже они поднимались все выше и выше.

— Дом старый, — извиняющимся голосом сказал Мадсен, — и у нас нет лифта.

Зал был битком набит гренландцами. Преобладала молодежь, но пришли и старики, и пожилые, одетые подчеркнуто респектабельно, аккуратно, удивительно чистые и благообразные. Юноши и девушки, наоборот, были одеты пестро и небрежно — большинство в облегающих куртках и брюках. Волосы и у парней, и у девушек росли свободно и вольно, и Нанок должен был сознаться, что это нисколько не безобразило юные лица, а, наоборот, подчеркивало неукротимость, вольность молодости.

Мадсен представил Нанока присутствующим.

«Вот вчера надо было убить кита», — подумал Нанок, чувствуя, что сегодняшнее волнение совсем не то, что вчера, на открытии выставки. Вчера он не столько волновался, сколько слегка трусил, если честно сказать. А вот сегодня, было настоящее волнение. У него было такое чувство, что он после долгой разлуки встретил своих близких родственников.

Все с любопытством смотрели на Нанока. С любопытством, смешанным с дружелюбием.

— Вы знаете, что я приехал из Советского Союза, — сказал Нанок. — В селе Янракыннот, недалеко от бухты Провидения, живет один из моих сородичей, эскимос Ашкамакин. Он был первым коммунистом из нашего народа. Когда в нашем краю организовали коллективные хозяйства, Ашкамакин много работал. Он ездил из одного стойбища в другое, в самые отдаленные уголки тундры и побережья…

Ашкамакин тогда едва научился грамоте и не знал географии. Он был преисполнен желания поделиться со всеми тем хорошим, что он узнал. Он искренне верил в новую жизнь, в жизнь без грабежа и обмана. Он поехал на остров Святого Лаврентия и организовал там колхоз, не зная, что это территория другого государства, Соединенных Штатов Америки… Я, в отличие от моего земляка Ашкамакина, учился довольно долго. Сначала у себя в родном селении, потом в педагогическом училище в Анадыре, а завершил свое образование в Ленинграде, закончив исторический факультет педагогического института. Сейчас я работаю в Анадырском музее научным сотрудником…

Сидящая в первом ряду девушка усердно записывала все. Она на секунду оторвалась от блокнота и уточнила:

— Помощником научного сотрудника?

— Нет, научным сотрудником, — пояснил Нанок.

Девушка кивнула.

— Поэтому я достаточно хорошо знаю географию и пришел к вам не для того, чтобы «организовать у вас колхоз». Я только покажу то, что мы имеем сегодня, как мы живем и как стараемся сохранить и развивать дальше наше искусство и нашу культуру…

Присутствующие заулыбались, и даже непроницаемое лицо Славы Светлова тронул светлый луч.

— Я бы мог прочитать вам лекцию о сегодняшней Чукотке, но вместо этого приглашаю всех вас вместе со мной совершить путешествие, которое я проделал несколько недель назад. Во время поездки со мной был фотоаппарат. Прошу прощения, если художественное качество снимков не будет достаточно высоким.

Нанок вставил кассету в проектор. В зале выключили свет, и на белом экране возник мыс Дежнева.

— Когда я стоял здесь, на этом мысу, — продолжал Нанок, — я вспомнил слова вашего великого соотечественника Кнуда Расмуссена. Он писал: «Высокая скала, на которой я стою, и чистый воздух вокруг меня раздвигают мой кругозор, и я вижу след, оставленный нашими санями на белом снегу по краю земли, на самых далеких окраинах Севера, обитаемых людьми… Я вижу тысячи мелких становищ, давших содержание нашему путешествию, и меня охватывает великая радость, мы встретились со сказкой». Будь он сейчас жив, написал бы так же.

На экране возникла панорама Уэлена: ряд домов, выстроившихся вдоль лагуны, двухэтажные здания, большая школа.

— Я еще раз процитирую Расмуссена, — продолжал Нанок. — «На узкой косе, — писал он, — между плавучим льдом с одной стороны и зеркальной водой лагуны — с другой, расположился поселок Уэлен. Он только еще просыпается: в конусообразных палатках из моржовых шкур зажигаются один за другим костры для варки пищи…» Как вы смогли сами убедиться, нет больше конусообразных палаток из моржовых шкур — они давно ушли в далекое прошлое…

Нанок сменил кадр, и показалось улыбающееся лицо Нутетеина.

— Тот, кто был на выставке, видел портрет этого человека — великого певца и неутомимого собирателя и хранителя наших древних напевов. Теперь Нутетеин — профессиональный артист и носит высокое звание заслуженного работника культуры Российской Федерации.

При этом сообщении в зале раздались восторженные аплодисменты.

Слайд «Оленье стадо» вызвал громкие возгласы восхищения.

— Карибу! Карибу! — кричали гренландцы.

— Это не карибу, а обыкновенные домашние олени, — пояснил Нанок. — Стадо оленей на Чукотке насчитывает около трех четвертей миллиона — это самое большое стадо домашних оленей в мире.

Нанок показал Провиденский морской порт, Чаплино, разделку кита.

— Мантак! Мантак! — послышалось в темноте зала.

Перейти на страницу:

Похожие книги