Полярный круг

Быстро пробежал глазами заметку. В ней сообщалось, что чукотско-эскимосский ансамбль перед московскими гастролями выехал на месяц в Билибинский район. Артисты уже дали несколько концертов для оленеводов и теперь направляются в Билибино, чтобы выступить перед горняками и строителями первой на Чукотке атомной электростанции. Поглощенный заметкой, Нанок не сразу услышал вызов телефонистки. Он вошел в телефонную будку с газетой и долго не мог толком уразуметь то, что старалась втолковать ему директор музея. Что-то она кричала в трубку о Дании… Нанок слушал, машинально перечитывая заметку, хотя и так было видно, что о Зине Канталиной там ничего не сказано.

— Слушайте, Нанок, не хотите слетать в Билибино? А оттуда уже в Анадырь?

Нанок окончательно запутался: Дания, Билибино… Или ему все стало мерещиться?

— Нанок, что вы молчите? Что-нибудь случилось?

— Ярангу не купил! — громко сказал в трубку Нанок.

— Денег не хватило?

— Ни за какие деньги не продают. Придется самим делать.

— Хорошо, приедете, расскажете… А как насчет поездки?

— В Данию?

— В Данию — это само собой, я говорю о Билибино.

— С удовольствием! — крикнул в трубку Нанок. — А что там делать?

— На прииске «Кукэвээм» ребята сделали модель буровой вышки, с которой начинался этот знаменитый прииск. Модель довольно громоздкая, но летчики обещают помочь. Оттуда летают большие вертолеты Ми-8.

Нанок, сияющий, вышел из телефонной будки. Такого подарка он не ожидал.

Вечером, в гостях у Ансимы, он услышал от нее:

— Раньше тот, кто гарпунил кита, становился счастливым человеком, потому что часть силы великого животного как бы переливалась в него. Потом другие земные дела ему уже становились нипочем.

Перед Ансимой на столе лежал кусок китовой кожи, с полоской жира — мантак. Старуха резала лакомство, старинным женским ножом — улаком — и продолжала:

— Это хорошее дело ты сделал, Нанок, грамотное…

В речи Ансимы слово «грамотный» имело значение высшей похвалы.

— И не забыл прихватить для меня кусок. Хоть и зубы мои уже старые, но разжевать мантак могут…

Приговаривая, Ансима то и дело отрезала кусок от мантака. Китовая кожа лежала на древнем деревянном блюде — кэмэны.

— Когда мы жили в старом Чаплино и наши охотники добывали кита, к нам много гостей приезжало. Даже островные приплывали полакомиться. Когда все насыщались, начинался древний праздник кита. Кто нынче может исполнить танец кита? Атык помер, а Нутетеин стал артистом. Танцевал тот человек, который загарпунил кита.

Гости посмотрели на Нанока.

А вдруг его действительно попросят выйти на середину комнаты я исполнить танец кита? Но его опасения были напрасны. Ритуальный танец кита для исполнения требовал особых условий и даже специального помещения, которое у чукчей называлось клеграт — мужской дом: что-то вроде, клуба, где обычно после охоты собирались мужчины, обменивались новостями и в особо важных случаях совершали обряды. И среди них самым важным был праздник кита, который выплескивался на волю, входил в обыкновенные яранги, к берегу моря, где отдыхали байдары и вельботы.

— Пока ели добытого кита, — вспоминала Ансима, — того, кто вонзил первый гарпун, почитали как героя. Если он был молодой неженатый парень, девушки тайком вздыхали о нем и пытались наслать на него свои чары, чтобы приворожить его сердце… Но и трудно было этому герою. Отныне, в его жизни наступал перелом. Удачливый человек всей своей последующей жизнью должен был доказать, что не зря кит поддался ему, избрав его среди многих живущих на земле…

Ансима внимательно посмотрела на Нанока. Карие ее глаза, глубоко спрятанные за очками, были полны мысли.

— Удачи будут сопутствовать тебе, — сказала она. — Но сам не зевай. Счастье выбирает достойного человека и не придет к пустому и глупому. Человек должен быть достоин своего счастья, своей удачи… Иначе — это просто насмешка судьбы. И такое бывает.

Выйдя из гостеприимного дома Ансимы, Нанок решил прогуляться к мысу.

За кладбищем на ветру тихо звенел позеленевший медный колокол. Одни корабли ушли, но на смену им уже пришли другие.

Светились огни электросварки, гудение мощных генераторов электростанции было слышно отсюда.

Нанок вспомнил рассказы капитана Кузовкина и попытался представить бухту Провидения давних лет…

Все эти улицы пробиты не так давно: здесь был крутой, падающий в бухту склон. Сразу же начиналась глубина, и корабли могли близко подходить к берегу. Тогда здесь высились лишь две большие кучи угля и стояла какая-то немыслимая деревянная постройка. На другом берегу располагалось эскимосское поселение. Теперь там вырос современный поселок, и от древних нынлю не осталось даже следов.

Описания этой бухты, сделанные первыми русскими мореплавателями, потом американцами, англичанами и норвежцами, подчеркивали ее красоту и удобное размещение. И вправду, отсюда, с мыса, бухта казалась еще прекраснее, в электрических огнях, опоясавших ее, словно ожерельем из мерцающих самоцветов. В темноте светились полосы встающего снега, оставшиеся в глубоких долинах, обделенных щедрым летним солнцем.