Полярный круг

— Тут фольклорист приезжал из Магадана, из института, замучил совсем отца, — заметила Тутына. — Все ходил следом, сулил деньги.

— Я не собираю сказки, — заверил Нанок. — Мне хотелось бы побеседовать с вами вообще о жизни.

— А для чего? — подозрительно спросил старик. — Писать собираешься?

— Не пишу я, — ответил Нанок.

— Ты мне говорил вчера — старое собираешь, вещи там всякие — а для чего? Я был в Москве на Выставке достижений народного хозяйства — там все ясно, понятно. Показано нужное — кто чего достиг. И опять же про космос там все ясно сказано. И ни одной старой вещи я там не видел! — Нотанват строго посмотрел на Нанока.

— Папа, в Москве есть и другие музеи с древними вещами. Просто ты в них не был, — сказала Тутына.

— Даже если и такое есть, я не понимаю — для чего? — Старик сердито засопел.

— Я говорил еще вчера, — смущенно начал Нанок, — в нашем Анадырском музее есть и современный отдел. Конечно, он не такой большой, только начинает работать, но интересный. Его не сравнить с Выставкой достижений народного хозяйства в Москве, но для Чукотки и это пока хорошо. А что до моего отдела, где я работаю, — он тоже нужный. Люди должны знать, откуда они вышли, что за ними стоит. Ведь прошлое не исчезает бесследно — на нем строится и стоит будущее. Без прочного прошлого нет хорошего будущего. Я вот был в тундре, обмерил все яранги, записал вот тут, — Нанок достал свой полевой дневник, — все размеры и названия жердей, длину и ширину рэтэма. Даже если на всей Чукотке не останется ни одной яранги — ее можно будет построить по моим записям. И если Иван не знал устройства яранги, мог бы он построить для вас такую великолепную комнату?..

Нотанват слушал и молча кивал седой головой.

— Вот почему я собираю разные старые вещи. — Нанок был очень взволнован, и голос у него стал громким. — Надо показать людям: мы не были подобны зверям, и новую жизнь, которую мы восприняли всем сердцем, мы поняли разумом, потому что мечтали о ней. Настоящими людьми пришли мы в будущее. Сейчас на Чукотке везде строят. И ваш зять имеет самую нужную, самую лучшую специальность — строитель. Вот вы тоже скоро переселитесь в дом. В тундру на смену кочевой яранге придет какое-нибудь удивительное жилище, которое будет во много раз удобнее, чем сооружение из рэтэма, оленьих шкур и жердей. И если мы не сохраним в музее ярангу, наши дети уже не будут знать, откуда они вышли. Поэтому обращаюсь к вам, товарищ Нотанват: продайте нашему Чукотскому окружному краеведческому музею вашу ярангу, которая скоро вам будет ни к чему…

Нанок произнес эти слова на одном дыхании, постаравшись вложить в них всю силу убедительности. Ему даже показалось, что он тронул душу старика.

Нотанват изумленно смотрел на Нанока. Губы его странно подергивались, а глаза постепенно темнели от гнева.

— Что ты сказал?

— Наш музей готов купить ярангу.

— За деньги?

— Конечно! И за большие!

— И это ты говоришь мне — Нотанвату, оленеводу, настоящему чаучу,[9] чтобы я продал свою ярангу?

— Что тут плохого? Она вам все равно не нужна.

— Значит, если я охромею на одну ногу, ты эту ногу тоже можешь, купить? В больнице нынче и не такое делают. Хирург из Провидения Юра Папо запросто режет.

— Это совсем другое. — Нанок не понимал гнева старика.

Нотанват едва сдерживал себя: со сжатыми кулаками и сузившимися глазами, по-настоящему разгневанный.

— Ты лучше уходи, — тихо сказал Нотанват. — А то я сильно рассержусь. Скорее уходи!

Тутына вскочила и посоветовала Наноку:

— Правда, лучше уходите. Вам не следует оставаться здесь!

Следом за ней встал Иван и проводил Нанока в прихожую. Торопливо извиняясь, парень бормотал:

— Старик просто бешеный. Я с ним такого натерпелся! Рассказать — так вы и не поверите. Задеть его гордость все равно что разозлить белого медведя… А так он ничего.

Иван вышел вместе с Наноком на улицу.

Яранга стояла рядом. Рэтэм был аккуратно подоткнут, и вся она была ладная, аккуратная, ничего лишнего не было, как и полагается настоящему тундровому жилищу, которое можно очень быстро свернуть, упаковать на нарту и перевезти на новое место.

— Дед, в общем-то, добрый по-своему, — продолжал защищать своего тестя Иван. — При желании его можно уговорить. Ведь согласился же он жить сначала в селении, а сейчас уже и в дом собирается. Не очень сердитесь на него. Он скоро отойдет — так что приходите к нам еще, не бойтесь.

Нанок, растерянный и обиженный, вяло отвечал:

— Да ничего. Не беспокойтесь. Я все понимаю.

А сам переживал такую горькую обиду, которой ему давно не приходилось испытывать… Ничего хорошего в этом старике нет — это просто сумасброд, привыкший командовать и повелевать. Очень возможно, что он был когда-то владельцем большого стада, а теперь он зол на весь мир и отводит душу вот на таких, как Нанок. Нанок и на себя был сердит, вспоминая, с какой поспешностью он вышел из дома, Честно признаться: это было самое настоящее бегство. Подумав об этом, Нанок покраснел и торопливо оглянулся, словно кто-то мог подсматривать за ним.