Началось веселье. Неутомимые певцы, время от времени прикладываясь к большому ковшу холодной воды, пели одну песню за другой. На свободном пространстве толпились танцоры. Вольные танцы перемежались с танцами, изображающими сцены охоты на морского зверя. Некоторые из них Нанок помнил — в детстве отец как-то взял его с собой на ритуальный китовый праздник в Уэлене. В обширной яранге, где для простора был убран полог, добывшие кита охотники исполняли танцы, испрашивающие прощение у богов за то, что убили своего собрата по морю. Согласно старинной легенде приморских охотников, жители длинных галечных кос, промышлявшие в море, произошли от Кита, женившегося на девушке.
Сидевшая рядом Лиза Ван глуховатым голосом объясняла танцы.
Часто она мешала Наноку, но он не смел ее прерывать, как-никак он гость.
— Вот этот танец, — сказала она, когда на освободившееся место снова вышли две девочки, — я хочу назвать «Счастливое детство». Подходит, да?
— Это просто вольный танец, — заметил Нанок. — Я видел его еще в Наукане.
— Ничего, — решительно сказала Лиза Ван. — Надо давать идейную нагрузку. Без этого нельзя. На смотр не попадем.
Зрители оживились: натягивая перчатки, вышли два парня — один высокий, тощий, а другой низенький и плотный. Они исполняли веселый и смешной танец. Невозможно было спокойно на них смотреть.
Анахак вышел в круг с Тамарой. Тихо зарокотали бубны, затрепетали руки Анахака, одетые в расшитые бисером перчатки, Тамара потупила глаза и начала танец. Весь зал замер, притихли даже ребятишки.
Когда закончился танец, в громе аплодисментов послышались крики с просьбой повторить. Анахак с Тамарой вернулись в круг, и Лиза Ван все то время, пока танцевала эта пара, молчала.
— Это прекрасно! — произнес вслух Нанок.
— Нежность! — неожиданно другим голосом произнесла Лиза Ван. — Лирика. Самым большим успехом пользуется. Конечно, это танец для зрителя, а не для жюри.
Танцы продолжались далеко за полдень.
Когда люди стали расходиться, Нанок подошел к Нотанвату.
— Ага, етти, — сказал старик. — Вчерашний мой гость, — пояснил он зятю и дочери.
— Иван Калягин, — подал руку парень.
— Тутына Калягина-Нотанват.
— Мы уже слышали о вас, — сказал Иван, — Пойдемте к нам обедать.
Нанок не заставил себя уговаривать.
Кивнув издали Раисе Петровне, Саникак, Анахаку и его жене, Нанок пошел следом за Нотанватом.
В сенях домика стоял столярный верстак, на стене висел плотницкий топор, на полке — разнообразные рубанки, стамески.
Снаружи дом Калягиных-Нотанватов ничем особенным не был примечателен, а вот внутри Наноку очень понравилось. Две комнаты и большая кухня-столовая, где мебель была удобна и красива. То же самое и в комнатах — ничего лишнего, все со вкусом сделано — низкие кресла, низкий большой овальный стол, и только у окна — письменный стол из большой фанерной доски с ножками-козлами и вращающимся рабочим креслом.
Заметив, как Нанок внимательно оглядывает обстановку и комнаты, Иван предложил:
— Хотите посмотреть дедову комнату? Она, правда, еще не совсем готова, остались кое-какие мелкие доделки.
Через прихожую прошли в дверь и очутились в удивительном помещении, где пол был как бы на двух уровнях: половина комнаты была выше другой на высоту четверти метра.
— Вот здесь, — Иван показал на потолок, над концом выступа, — мы повесим меховую занавесь, и получится как бы полог. Три стены нормальные деревянные, а четвертая — меховая. В этой части, где мы стоим — вы видите, что она ниже полога, — будет вроде чоттагина. Вот это окошко можно всегда держать открытым… Понимаете, беда современных северных жилищ в том, что, гоняясь за сохранением тепла, мы пренебрегаем вентиляцией. А люди, которые привыкли спать, высунув голову на свежий воздух чоттагина, с трудом привыкают к душной спертой атмосфере комнат. Я хорошо понимаю Нотанвата, когда он жалуется на головную боль после ночи в комнате.
— А сам старик согласен жить здесь? — спросил Нанок.
— Да, — оживленно ответил Иван. — Даже торопит меня.
— Это хорошо, — с затаенным удовлетворением произнес Нанок.
Обед прошел спокойно. Выпили по маленькой рюмке. Однако старик не стал пить и неодобрительно поглядел на бутылку.
— Трезвенник, — с уважением сказал Иван кивнув на старика.
— Уже давно человек видит воочию вред от дурной веселящей воды, а отказаться не может, — с искренним удивлением произнес Нотанват. — Это поразительно! Сколько на моей памяти померзло людей, исковеркало себе жизнь — а все пьют, не перестают. Ничего не могу понять… И отраву-то эту продают в государственных магазинах. Чудно!..
После обеда Нанок осторожно сказал старику:
— Мне бы хотелось с вами поговорить.
— Сказки я не рассказываю, — сухо отрезал он.