Поляков

В эвакуации он был в Уфе. Именно там находилась радиостанция имени Коминтерна. «Меньше всего Тольятти щадил себя. Хотя он мог пользоваться специальным буфетом обкома ВКП(б) на улице Советской, ограничивал себя лишь молоком, хлебом и зелёным недозрелым кофе, который сам для себя жарил на старой ржавой сковородке. Только с наступлением лета сорок второго года, когда в Уфу приехала жена одного из его партийных соратников, Тольятти стал иногда питаться как европейский цивилизованный человек»^{73}. Пишут о том, как жена делала ему спагетти и цыпленка, зажаренного по-флорентийски, — всё это кажется фантастикой. Во-первых, из-за того, что в голодное военное время даже по карточкам было невозможно отоварить мясо. Нет, коминтерновцам могли его и выдать, но где взять спагетти в СССР в 1943 году… Во-вторых, Тольятти, как и наш герой Виктор Поляков (а в этот момент он едет на своей полуторке на финском фронте и ещё не знает, как его судьба сомкнётся с судьбой итальянского политика — вернее, с судьбой его имени), так вот, Тольятти, как и Поляков, — аскетичен.

Эта аскеза накладывается на южный пафос и темперамент. «Богатство и благополучие даётся лишь тем, кто принял причастие дьявола, — по воспоминаниям современников, часто произносил Тольятти. — Воин света свободен в своих поступках, он раб только своей мечты!» Это пафос, с которым проповедовали на Апеннинах первые христианские монахи.

В сорок четвёртом Пальмиро Тольятти возвращается в Италию (Виктор Поляков движется на восток — в предчувствии войны с Японией).

Тольятти, один из самых влиятельных в Италии людей, имел и соответствующих врагов. В сорок восьмом в него четыре раза выстрелили на митинге. Тольятти заслонила его жена Леонилвде Йотти. Она, кстати, представляла удивительный образец политического долголетия. Первый раз Йотти победила на выборах в сорок шестом, а в девяносто девятом ушла с депутатского поста по болезни. Она пережила Еврокоммунизм, красные бригады, пережила СССР, где бывала с визитами. Несколько дней ей не хватило до того, чтобы узнать об отставке Ельцина — если, конечно, это бы её заинтересовало. Одним словом, и Тольятти, и его супруга были личностями колоритными.

Ну а тогда, в августе 1964 года, Пальмиро Тольятти приехал в Крым. Владимир Свистов, многолетний работник пионерского лагеря «Артек», вспоминал: «А генсек итальянской компартии Пальмиро Тольятти в Артеке… умер. Приехал в 1964 году гостем Всесоюзного сбора октябрятских вожатых, и прямо на празднике его сразил инсульт. Целую неделю лежал в детском изоляторе моего «Морского», ему сделали операцию, но он скончался, и его проводили в Италию…»^{74}

Итак, 21 августа Пальмиро Тольятти умер. Поскольку это был руководитель крупной компартии, то по всему Советскому Союзу прошли траурные митинги. На одном из них, что проходил неделю спустя после его смерти на ставропольском заводе ртутных выпрямителей, впервые предложили переименовать город. Вслед слесарю Базылишину, что говорил о большой чести для жителей, которую им окажут переименовав город, на другом митинге выступил бригадир строителей Гармаш. Он предложил обратиться в Президиум Верховного Совета РСФСР (а именно там принимались первичные решения о переименованиях): «Пусть новое имя города явится новым вдохновением в борьбе». И это предложение отнюдь не казалось присутствовавшим неуместным — его поддержали многие.

Надо сказать, что Куйбышевская область имела особую связь с Тольятти, и не только с ним, но и с самой историей коммунистического движения. В Куйбышев были во время войны эвакуированы посольства и представительства многих стран. Это был по-настоящему международный город. Но для Коминтерна этот город стал особым — конечной точкой на карте — не Кремль, не Москва, не какая-нибудь из дач Сталина. В Куйбышеве распускали Коминтерн. Малым составом руководства, по представлению американской делегации, но, понятное дело, роспуск был уже подготовлен в Москве. Никакая делегация не могла бы сделать этого, если бы решение не было бы решением одного, главного человека, что пыхтел в Кремле своей трубкой, набитой табаком из потрошёных папирос «Герцеговина Флор».

Американцев выслушали, приняли к сведению, Георгий Димитров сделал отчётный доклад, и после заключительной речи Дмитрия Мануильского Коминтерн перестал существовать. Могущественная организация, название которой бродило по всему миру как призрак, растворилась в волжской воде, в сыром воздухе над самарской землёй. Впрочем, всё же — не над самарской землёй, а над Куйбышевской областью.

Тольятти вернулся в Уфу, и сотрудники радиостанции спросили его в шутку: «Нас уволили?»

Но он серьёзно посмотрел на них и сказал: «Да».

Так что связь Пальмиро Тольятти с этими местами вовсе не такая уж натянутая (правда, далёкая от официальной простоты истории). Именно здесь начался особый путь итальянской компартии.