Из воспоминаний А. Антонова, студента МАДИ, а позднее профессора кафедры экономики, организации и планирования производства: «…С. П. Артемьев был именно таким, как на фотографии, — молодым, энергичным. Мне по общественным делам довольно часто приходилось с ним встречаться и беседовать. Помню, как он просто и по-деловому с нами разговаривал, давал советы истинно по-комсомольски, с каким-то живым огоньком. И я часто себя спрашивал: откуда он так хорошо и чётко знает требования и заботы комсомольцев? Но ответить тогда не мог. А вот теперь я стал понимать: ведь он был очень молодым, к тому же из активных комсомольцев.
Вместе с небывалым подъёмом народного хозяйства нашей страны развивается и крепнет молодой институт. С. П. Артемьеву так удалось организовать работу всех структур института (в том числе комсомольской, профсоюзной, партийной организаций и местной печати), чтобы добиваться всё возрастающего качества выпускаемых институтом специалистов и решать ещё более значительные задачи, стоящие перед институтом»{26}.
Директор Артемьев вспоминал: «Волна массовых репрессий, охватившая страну в 1937–1938 годах, не обошла и Московский автомобильно-дорожный институт. Были арестованы заведующий кафедрой марксизма-ленинизма А. Г. Воробьёв и секретарь парторганизации МАДИ П. Н. Вонсович. Сняты с работы и исключены из партии директор МАДИ В. П. Князев и его заместитель по административно-хозяйственной работе С. Я. Якимов. Назначенный на пост директора института вместо Князева В. Ф. Остапенко вскоре также был снят с работы и исключён из партии. В течение нескольких месяцев руководство института возглавлял беспартийный профессор П. Н. Шестаков, научный работник высокой квалификации в области проектирования автомобильных дорог, но мягкий по характеру и недостаточно требовательный человек. Это сказалось на состоянии учебного процесса в институте: падение дисциплины среди некоторой части студенческого коллектива и преподавателей с вытекающими отсюда негативными последствиями. «Склочная обстановка в институте», — так мне сказали руководители Гушосдора.
…В институте не было топлива, возникли значительные трудности в хозяйственном обслуживании… Борцы (тайные и явные) за выявление «врагов народа» активизировали свою деятельность. Дальнейшие события способствовали созданию у них уверенности в успехе. Был репрессирован заместитель начальника Гушосдора НКВД, начальник отдела учебных заведений, с которым я впервые явился в МАДИ, И. Г. Лаптев. Положение осложнялось ещё и тем, что секретарём парткома в эти дни был преподаватель кафедры марксизма-ленинизма А. М. Хомяков, который занимал в происходящих событиях неопределённую позицию. Создавалось впечатление, что он склонен поддерживать «борцов с врагами народа».
Накал страстей в институте возрастал. Но никто не мог ответить на вопрос: в чём проявилось «вредительство врагов народа» в МАДИ? В чётком ответе на этот вопрос я был особенно заинтересован, так как без ответа на него мне было трудно определить свои действия и главные направления в работе. Внести ясность в этот вопрос я попытался с помощью работника НКВД, который вёл дело Князева и других. Договорился о встрече. В назначенный срок (12 часов ночи) приехал в НКВД. После получасового ожидания пригласили в кабинет. Увидел человека без кителя (в нижней рубашке), который предложил мне стул, добавив при этом: «Ещё тёпленький, Князев на нём сейчас только сидел». Это заявление, внешний вид следователя и другие его действия так подействовали на меня, что пропали охота и желание вести с ним беседу. На мой вопрос о характере вредительской работы Князева и других получил следующий ответ: «Ничего вам сообщить не могу, одно могу сказать, что в МАДИ мы ещё многих арестуем». На этом беседа и закончилась. «Вредители» есть, но в чём проявилось их «вредительство», никто сказать не мог… Я не был арестован. Больше того, за время моей работы в МАДИ вообще никто из сотрудников института и его студентов не был арестован. Этому способствовали следующие события.
…Были сформулированы два главных направления деятельности руководства института: ликвидация последствий «вредительства» в учебном процессе; ликвидация последствий «вредительства» в развитии учебно-производственной базы МАДИ.
Несколько слов справочного характера. «Борец с врагами народа» студент Рогава мной был исключён из института за неуспеваемость (времени на учёбу ему не хватало). Во время войны был призван в армию. За неявку в установленный срок попал в штрафной батальон. После войны приходил ко мне в Минавтотранс РСФСР с просьбой оказать ему помощь в получении в Москве жилья и работы. Дальнейшая судьба его мне неизвестна.
Следователь НКВД, с которым я имел «беседу», репрессирован за преступные действия в период его последующей работы в Латвии.
Секретарь Коминтерновского РК ВКП(б) М. С. Рутес был освобождён из-под ареста и многие годы работал директором Музея революции в Москве (улица Горького)»{27}.