Второй раз ему дали квартиру, теперь однокомнатную, когда он работал уже в Тюмени в штабе ЦК комсомола. Тут сразу же у него появился компаньон, некто Коля Вяткин, тоже комсомольский работник, жилья не имевший. Он остался ночевать после «обмытия» новоселья, а наутро договорились, что здесь ему и жить. Вернувшись однажды из командировки, Виктор застал дома тонколицую румяную деваху: оказывается, ей с Колей приспичило жениться. Квартиросъемщик поставил себе раскладушку на кухню, и жилось им втроем, в общем-то, хорошо, весело...
Палатку, даже и отличную, с двойным «полом» и печуркой, учитывая, что мороз закручивал под сорок, назвать добротным жильем было, может, и рискованно, однако именно она служила началом оседлости. Ее-то и разбили прежде всего на том месте, которое на походной карте Карданова было помечено многозначительным красным крестиком.
— Здесь будет город заложен! — воскликнул Дима Преображенский, и эти гордые слова поэта прозвучали вовсе не тривиально и не слишком пафосно, ибо соответствовали истине.
Дел было по горло. Десантники превратились в лесорубов. Уже на второй день расчистили площадку для посадки вертолетов, а на следующее утро начали прорубать просеку на Тунгу, к месту строительства газового промысла, и к реке, по которой с весны пойдут грузы.
С просеки Виктор прибежал в палатку, чтобы передать РД — радиодепешу — о готовности вертолетной площадки и связаться со второй группой десанта. Она шла следом на вездеходах и тракторах, волоча жилые вагончики. Группу вел главный инженер управления Гулявый. По радио его голос сквозь эфирные шумы, шорохи и писки показался Виктору тоненьким, каким-то ненадежным. Однако все в группе шло хорошо, через два дня она должна была прибыть на место.
— Значит, порядок,— сказал, выключая рацию, Слава Новиков: он уже знал, что это любимое словцо комиссара.
— Порядок,— машинально откликнулся Виктор, роясь в рюкзаке.— Бритву мою не видел?
— Пьянков же брал... Вот она.
Устроившись поближе к окошку, Карданов при мутном свете вгляделся в зеркальце. Лицо заросло длинными и редкими волосами. «Еще денька два не побриться, и будет, как у того ханта»,— с усмешкой подумал Виктор.
Они набрели на него вчера, когда с Лехой Новожиловым отправились осмотреть окрестности. Новожилов зашел в палатку сменить портянки. Сопя, навертывал он их на ноги, изредка косясь на комиссара.
— На разведку пойдем? — спросил Виктор.
— Какую разведку?
— Посмотреть вокруг.
Новожилов только пожал плечами: дескать, если надо, чего тут спрашивать!
Было тихо. Лишь иногда от мороза потрескивали деревья да поскрипывал под лыжами снег. Новожилов сначала отставал, потом втянулся, пошел хорошо, даже принялся напевать что-то себе под нос.
Лес оборвался внезапно, перед ними лежала гладкая, почти прямоугольной формы заснеженная поверхность — то безымянное озерцо, на берегу которого и намечалось строительство поселка.
Недалеко, под вывороченным бурей корневищем, трепыхался костер. К поваленной сосне были приткнуты широкие, подбитые оленьими шкурками лыжи. Возле сидел старый хант. Блеклыми, слезящимися глазами старик посмотрел на парней, вынул изо рта трубку и покивал, приглашая к огню. Темного окраса остяцкая лайка приподнялась, склонила голову набок и радушно вильнула хвостом.
Парни присели возле костра. Хант был недвижен, только вздрагивала, когда он затягивался, трубка в зубах.
— Вы здешний? — спросил Виктор, вытаскивая сигареты.
— Стесь,— кивнул старик.— Исба, отнако, там, стесь — охота.
— Много зверя? Хорошая охота?
— Какой сверь! — махнул хант обеими руками.— Пустой урман. Отнако мало-мало белка есть. Онтатра есть. Метветь, рысь. Мало-мало сверь есть.
Виктор вглядывался в него. Хант был очень старый. Темная кожа на щеках сильно сморщилась, из нее торчали редкие седые волоски.
— А это озеро у вас называется как-нибудь? — кивнул Леха Новожилов на заснеженную гладь.
— Русски насвание нет. Отнако хант насывает так: Ухтым-мыхын-тур. По-вашему путет... Как путет? Наверно, осеро Светлое.
— Ну да? — удивился Леха.— Это же для поселка название, верно? — он обернулся к Виктору. Потом пояснил старику: — Мы сюда поселок строить приехали.
— Приехали, снаю. Три польшие машинки. Отнако много шума телали. Еще ехать путут?
— Конечно,— подтвердил Леха и пообещал: — Мы тут все переворошим!
Старик затряс головой:
— Так, так. Снаю. Тунга — строить, Игрим, Ухтым-мыхын-тур — строить, весте — строить. Сверь совсем ухотить путет. Урман совсем пустой путет...
Виктору сделалось не по себе. Конечно, старик преувеличивает, но стройка, ясно, ему не по нутру, даже враждебна ему, и это понятно: он мало знает. Но разве в двух словах объяснишь, какое могущество в недалеком будущем обретет этот край и какие блага принесет оно? Это не для мимолетнего разговора.
Виктор встал:
— Пойдем, Новожилов. Как вас зовут, дед?
— Неунко совут. Весь урман снает. Старый Неунко. Совсем старый.— Он печально поник головой.
— Приходите к нам в гости, Неунко. Мы тут недалеко.— Виктор ткнул рукой в лес.