Полет сокола

Впрочем, и здесь Робин оказалось непросто сосредоточиться на признаниях Клинтона. Вокруг пестрели всевозможные папистские атрибуты: грубо размалеванные идолы, святые и непорочные девы, аляповатые краски, пышная позолота. Всепроникающий запах ладана и мерцание множества свечей отвлекали, хотя капитан говорил как раз то, что ей хотелось.

В то утро у нее случился внезапный приступ рвоты, и легкая тошнота давала о себе знать даже теперь. Как врач, Робин хорошо понимала, что это значит, и, готовясь к визиту в замшелый губернаторский дворец, решила, что пора брать инициативу в свои руки. Время поджимало.

Когда Зуга еще жил у дяди Уильяма в Кингс-Линне, она как-то нашла на письменном столе среди военных трактатов дешевый бульварный роман весьма сомнительного содержания. Украдкой пролистав его, Робин узнала, что женщины часто соблазняют мужчин, и наоборот. К сожалению, автор не дал подробного описания самого процесса. Она не была уверена, можно ли делать это в экипаже и нужно ли по ходу дела что-нибудь говорить, но Клинтон решительным объяснением избавил ее от необходимости экспериментировать. Однако радость была несколько омрачена, поскольку перспектива соблазнения успела приобрести немалую привлекательность.

Кодрингтон заговорил снова, и Робин с внимательным выражением на лице приготовилась подбадривать кавалера кивком или жестом.

– Хоть я и не имею влиятельных друзей, мой послужной список позволяет надеяться, что жалованье останется высоким. Пускай это прозвучит нескромно, однако я уверен, что к пятидесяти годам, а то и раньше, подниму над своим кораблем вымпел командующего эскадрой.

Так похоже на него: строить планы на двадцать пять лет вперед. Робин с трудом подавила раздражение – она предпочитала жить настоящим или по крайней мере ближайшим обозримым будущим.

– Хочу отметить, что супруга адмирала занимает высокое общественное положение, – самодовольно продолжал Кодрингтон.

Раздражение в душе Робин разгоралось сильнее. Она сама стремилась завоевать положение в обществе – как борец с работорговлей, специалист по тропической медицине, знаменитый автор книг об Африке!

Не сдержавшись, она заметила мягко и кротко:

– Женщина может и сама делать карьеру, не только быть женой.

Клинтон чопорно выпрямился.

– Место жены – дома, – заученно произнес он.

Робин хотела было возразить, но удержалась. В ее положении лучше не спорить.

Клинтон продолжал, ободренный ее молчанием:

– Для начала обзаведемся маленьким уютным домиком – в Портсмуте, рядом с гаванью. Конечно, когда появятся дети, подыщем более подходящее жилище…

– Вы хотите детей? – все так же кротко спросила она, но щеки ее вспыхнули.

– О да, конечно. По одному в год.

Робин вспомнила свою работу в кварталах бедноты и бледных неряшливых женщин в окружении бесчисленного потомства: на руках, у ног и следующий непременно на подходе. Она невольно содрогнулась.

– Вам холодно? – забеспокоился Клинтон.

– Нет-нет, пожалуйста, продолжайте.

Робин почувствовала себя в ловушке и уже в который раз прокляла жалкую роль, навязываемую обществом женскому полу.

– Мисс Баллантайн… доктор Баллантайн… я вот что хочу сказать… вы окажете мне великую честь, если согласитесь стать моей женой.

Теперь, когда главные слова были наконец произнесены, она вдруг почувствовала растерянность и смутилась вполне искренне.

– Капитан Кодрингтон, это так неожиданно…

– Не вижу причин. Мое восхищение вами очевидно, а в тот день вы дали мне надежду… – Он запнулся, потом торопливо закончил: – Вы даже позволили вас обнять!

Робин с трудом сдержала смех – знал бы он, какие планы она строит! – и спросила торжественно, под стать Клинтону:

– Когда же вы планируете свадьбу?

– Ну, по возвращении в…

– На Занзибаре есть британский консул, – поспешно заметила Робин. – Вы ведь направляетесь туда, правда? Он может совершить церемонию.

Лицо капитана расплылось в счастливой улыбке.

– О, мисс Баллантайн, значит… могу ли я…

Он шагнул к ней, и перед внутренним взором Робин как наяву вспыхнула картина: крошечный домик в Портсмуте, битком набитый маленькими светловолосыми копиями Кодрингтона. Она отшатнулась.

– Мне нужно подумать.

Капитан остановился, лицо его помрачнело.

– Разумеется, – выдавил он.

– Речь идет о перемене всей моей жизни, крушении планов. Экспедиция… Это трудное решение.

– Я готов ждать год, даже больше! – воскликнул Клинтон. – До конца экспедиции, сколько угодно!

У Робин что-то екнуло внутри.

– О нет, мне нужно всего несколько дней. – Она взяла его за руку. – Я дам ответ до прибытия в Келимане, обещаю.

Шейх Юсуф тревожился. Уже девятый день большая дхоу стояла вблизи берега, ее косой треугольный парус на длинной рее безжизненно обвис. Море за бортом было бархатисто-гладким, а долгими безлунными и безветренными ночами пылало фосфорическим пламенем. Ни малейшая рябь не тревожила поверхности воды. Корабль стоял без движения, словно вкопанный в землю.