Полет сокола

Фуллер Баллантайн написал длинную статью для Британского медицинского общества, в которой выделил три вида малярии с фиксированным циклом: непрерывная с ежедневными приступами, трехдневная и четырехдневная, и четвертый вид – черная рвота, или желтая лихорадка. Он доказал, что ни одна из них не передается от человека к человеку – доказал, как всегда, в своем неподражаемом стиле. Собрав группу скептически настроенных врачей в военном госпитале в Альгоа, Баллантайн набрал кружку свежих рвотных масс больного желтой лихорадкой и залпом выпил. Свидетели отчаянного поступка со жгучим нетерпением ждали кончины безумца и с трудом скрыли разочарование, когда у него не проявилось никаких болезненных симптомов. Через неделю ученый преспокойно отправился путешествовать по Африке. Этот эпизод, как и многие другие, вошел в легенды. Такие, как Фуллер Баллантайн, чаще вызывают восхищение, чем любовь.

В своих книгах отец Робин утверждал, что лихорадкой можно заразиться лишь при вдыхании ночного воздуха в тропической местности, особенно вблизи болот и других обширных водоемов со стоячей водой. Некоторые люди, впрочем, от природы устойчивы к болезни, и эта невосприимчивость, возможно, передается по наследству. Баллантайн приводил в пример африканские племена, живущие в малярийных зонах, а также свою семью и родственников жены, которые проработали в Африке шестьдесят лет и почти не болели.

Он утверждал также, что выжившие приобретали частичный иммунитет, а умирали в большинстве своем только что приехавшие. В 1832-м некий Натаниэль Айзекс вышел из Порт-Наталя с отрядом из двадцати человек. Недавно прибывшие в Африку белые направлялись охотиться на гиппопотамов в болотистом устье реки Сент-Люсии. В течение четырех недель девятнадцать человек умерли, а сам Айзекс и еще один оставшийся в живых охотник оправились от болезни лишь через год.

Баллантайн доказывал, что таких потерь можно избежать. Профилактическое и лечебное средство известно уже сотни лет под разными названиями: перуанская кора, кора чингоны, а в новое время – хинный экстракт, как назвали его братья-квакеры Люк и Джон Говарды, изготовившие это лекарство в виде порошка. Принимаемое внутрь по пять гран в день, оно надежно предохраняет от недуга, а если впоследствии заражение и происходит, то лихорадка выражается в легкой форме, не более опасной, чем обычная простуда, и быстро излечивается дозой в двадцать пять гран хинина.

Конечно же, выдвигались и обвинения в том, что Фуллер Баллантайн, стремясь осуществить свои грандиозные замыслы, нарочно преуменьшал опасность болезни. Исследователь мечтал об Африке, заселенной британскими колонистами, несущими на дикий континент истинную веру и все блага просвещения и цивилизации. Злосчастная экспедиция на Замбези имела целью осуществление этой мечты: великая река должна была служить прямым широким путем к высоким плоскогорьям со здоровым климатом во внутренней части страны, где и будут селиться англичане, изгоняя работорговцев, склоняя к миру и порядку воинственные племена, возделывая нетронутые земли. Однако благородные стремления ученого погибли на непроходимых порогах и стремнинах ущелья Кабора-Басса.

Ощущая себя в какой-то степени предательницей, Робин вынуждена была признать, что в нападках на отца, возможно, содержалась доля правды. В детстве она наблюдала приступ малярийной лихорадки, прихватившей отца в середине английской зимы. Это было совсем не похоже на обычную простуду. Как бы то ни было, никто из медиков не подвергал сомнению авторитет Фуллера Баллантайна как одного из ведущих мировых авторитетов в области диагностики и лечения тропической лихорадки. Робин, свято выполняя его рекомендации, прописала ежедневную дозу в пять гран хинина себе, Зуге, а также, невзирая на протесты, и капитану Кодрингтону. С готтентотскими мушкетерами, однако, у нее ничего не вышло. После первой же дозы Ян Черут зашатался, схватился за горло и, закатив глаза, стал клясться всеми готтентотскими богами, что его отравили. Сержанта спасла лишь стопка корабельного рома, однако после этого ни один из готтентотов не желал притрагиваться к белому порошку даже в обмен на выпивку. Робин оставалось лишь надеяться, что они уже обладают иммунитетом, о котором говорил отец.

Запаса хинина должно было хватить до конца экспедиции, года на два, и Робин не стала навязывать его матросам, успокаивая свою совесть тем, что команде не придется проводить ночи на берегу и подвергаться воздействию малярийных испарений. Она убедила Клинтона Кодрингтона бросить якорь на дальнем рейде, где морской бриз освежал воздух и куда не долетали тучи москитов и других насекомых.

Ночью с берега донеслись звуки музыки, пьяный смех и визг женщин. Огни портовых кабачков и борделей были так же неотразимы для готтентотских воинов, как свеча для мотылька. Вес и тепло припрятанного золотого соверена – щедрого аванса, выданного майором каждому, – делали соблазн еще невыносимее.

Незадолго до полуночи Зугу разбудил сержант Черут с искаженным от ярости лицом.

– Они ушли!