Полет сокола

Прежде чем погрузить рабов, шейх Юсуф всегда выдерживал их по меньшей мере неделю в бараках, позволяя набивать брюхо сколько влезет, потом раздевал догола, оставляя лишь легкие цепи, и с отливом переправлял на дхоу, ожидавшую на мелководье.

Женщин укладывали на голые доски трюма на левый бок с согнутыми коленями, причем каждая животом упиралась в спину своей товарки – вплотную, как ложки в буфете. Через определенные промежутки общая цепь пристегивалась к кольцам в палубе – в том числе и для того, чтобы в бурную погоду тела не перекатывались из стороны в сторону, не сбивались в кучи и не давили друг друга.

Покрыв дно трюма слоем человеческих тел, сверху устанавливали следующую палубу, совсем близко, чтобы нельзя было сесть или перевернуться. На нее укладывали еще слой и так далее. Чтобы добраться до самых нижних палуб, приходилось убирать слой за слоем, а затем снимать промежуточные палубы. Нечего было и пытаться проделать это в море. Впрочем, при устойчивом ветре, когда корабль шел быстро, трюм достаточно проветривался с помощью заборных колпаков из парусины, и жара под палубами становилась переносимой.

Шейх Юсуф вздохнул и поднял старческие слезящиеся глаза к неподвижной голубой линии восточного горизонта.

– Это мой последний рейс, – прошептал он. – Аллах благоволил ко мне, я богатый человек, у меня много сильных сыновей. Он дает мне знак. Да, последний рейс…

Казалось, небо услышало его: алый стяг лениво пошевелился, словно змея, пробуждающаяся от зимней спячки, и свежий ветер коснулся увядшей щеки старика.

Юсуф вскочил с подушек, будто сбросив половину своих лет, и топнул босой ногой по палубе.

– Подъем! – крикнул он. – Вставайте, дети мои! Ветер! Ветер!

Пока команда поднималась на ноги, шейх сжал в руке длинный румпель и, откинув голову, стал следить, как надувается парус, а толстый ствол грот-мачты медленно клонится к горизонту, внезапно потемневшему от грозового пассата.

Клинтон Кодрингтон опять проснулся среди ночи: один и тот же кошмар постоянно преследовал его. Капитан, весь в поту, лежал на узкой деревянной койке, стараясь прийти в себя, но на этот раз запах не исчезал. Наконец, накинув плащ на голые плечи, Клинтон поднялся на палубу.

Запах долетал из темноты порывами. Теплый влажный пассат, пропитанный йодом и солью – аромат моря – внезапно приносил откуда-то густую вонь. Раз учуяв, такое невозможно забыть до самой смерти. Миазмы от экскрементов и гниющего мяса – как возле клетки с хищными зверями, которую никогда не чистили. Кошмар навалился всей своей тяжестью.

Десять лет назад Клинтон, тогда еще юный гардемарин, служил на «Дикой утке», одной из первых канонерских лодок сторожевой эскадры, и они захватили в северных широтах невольничий корабль. Шхуна водоизмещением в триста тонн из Лиссабона шла под бразильским флагом и называлась, как ни странно, «Белая ласточка». Клинтона назначили капитаном призовой команды и приказали отвести судно в ближайший португальский порт для рассмотрения дела Смешанной судебной комиссией.

Они находились в сотне морских миль от бразильского побережья – «Белая ласточка» с пятьюстами черными невольниками на борту почти пересекла океан. В соответствии с приказом Кодрингтон развернул шхуну и повел к островам Зеленого мыса, но по пути провел три дня в мертвом штиле и с трудом вырвался из его удушливой хватки.

В порту Прая на главном острове Сантьяго Клинтону не позволили выгрузить рабов, и судно стояло на рейде шестнадцать дней в ожидании решения. Хозяева «Белой ласточки» не теряли времени даром, и в конце концов председатель комиссии решил, что дело не входит в его компетенцию. Временному капитану было приказано плыть обратно в Бразилию и обратиться к тамошним властям.

Кодрингтон, однако, хорошо понимал, чего можно ожидать от бразильского суда, и предпочел взять курс к острову Святой Елены, где правили британцы. Таким образом, несчастным невольникам пришлось снова пересекать экватор. К тому времени как корабль с грузом человеческого горя бросил якорь на рейде Джеймстауна, в живых осталось двадцать шесть рабов, и с тех пор запах невольничьего судна преследовал Кодрингтона в кошмарах.

И вот теперь из ночной тропической тьмы доносилась та же, ни с чем не сравнимая, чудовищная вонь. С усилием прогнав кошмарные видения, Кодрингтон отдал команду развести пары и ждать рассвета.

Шейх Юсуф, не веря своим глазам, вглядывался в темный силуэт на горизонте. О Аллах, не покинь своего верного раба!

Чужое судно находилось милях в пяти, едва различимое в розовом свете зари, но шло навстречу быстро. Буйный пассат относил в сторону над зелеными водами пролива толстый столб черного дыма и раздувал флаг на мачте. Глядя в старинную, обтянутую кожей и окованную латунью трубу, шейх ясно различал белоснежное поле с ярким алым крестом.

Ненавистный символ высокомерных воинственных пришельцев, тиранов морских путей, завоевателей целых континентов! Такие канонерки заходили и в Аден, и в Калькутту, такой же флаг развевался в любых, самых дальних уголках морей, где доводилось плавать шейху…