…Жанна очнулась, когда ее везли, перебросив через седло лошади. Руки не слушались – они были крепко-накрепко связаны, ноги тоже. Шум битвы стих. Она поймала вечерний отблеск на реке – уже далеко. Там была река – какая? Что с ней? Почему она связана? Что случилось?! В ушах стучала кровь. «Ты должна знать – тебя ждут испытания! – услышала она далекое эхо. – Скоро, ждать осталось недолго…» И тогда разом обрушились на нее звон мечей, вопли погибающих людей, топот копыт, испачканное в крови знамя, падающая решетка ворот и знакомый голос, звавший ее по имени.
И еще одно – страшное слово: плен!
ПЛЕН!
Отчаяние обожгло ее, опалило – всю, от пяток до макушки головы. Оно было столь велико, что Жанна застонала. Девушка попыталась оглядеться, но увидела только разрозненные отряды – конные и пешие, идущие по холмам, которые накрывал вечерний свет. Увидела золотисто-розовую полосу реки и уже далекую крепость за сверкающей полосой. Это был Компьен – ее Компьен.
Закрывший перед ней ворота…
Теперь она ощутила боль – зудела щека от удара, невыносимо ныло запястье и пальцы, давило грудь. Плен…
Они проехали еще с четверть часа, когда Жанна дернулась – оставаться в такой позе было невыносимо. Кровь все сильнее, молотом, стучала в ее ушах. Голова готова была разорваться. Теперь ее стон был похож на зов о помощи.
– Кажется, вы очнулись? – услышала она.
– Развяжите меня, – едва слышно прошептала девушка.
– Я не слышу – что вы сказали?
– Кто вы? – собрав силы, прошептала Жанна.
– Лионель Вандонн, командир роты его светлости, графа Жана де Люксембурга.
– Посадите меня на коня, – чуть громче проговорила она. – Я устала…
– Мы уже почти приехали, Дама Жанна. Кажется, вас так зовут? Потерпите. – Человек усмехнулся: – Поверить не могу, что говорю с вами! А впрочем, добро пожаловать в Мариньи! Кажется, сегодня вы уже побывали здесь?
Они въехали в деревню. Сельские дорожки, дома. Этим утром, стремительным вихрем, несущим смерть, она летела через это селение, а теперь ее везли, как рабыню, купленную на невольничьем рынке.
Девушку стащили с коня. Какой-то здоровяк взвалил ее на плечо, миновал с ней ворота, пересек двор, внес в дом. Офицер, говоривший с ней, не отставал от нее ни на шаг. У него было тонкое рыжеватое лицо, приветливое и нагловатое одновременно. Он улыбался Жанне. За ним следовали солдаты – лицо одного из них показалось ей знакомым. Солдаты хмуро молчали. Жанну положили на кровать.
– Стерегите ее, – сказал офицер и вышел из дома.
Солдаты стояли на пороге.
– Она моя, – хрипло сказали один из них, чье лицо вновь показалось ей знакомым.
Гнилой рот! Это он стащил ее с коня у ворот Компьена!
– Проклятый бургундец! – подавшись вперед, прошептала Жанна.
– Что? – тот шагнул к ней. – Что ты сказала, арманьякская дрянь?
– Ты слышал, мерзкое отродье! Проклятый бургундец…
Он приблизился к ней. Солдат держался за рукоять меча, но вытащить его боялся – ему, видимо, сказали, чего будет стоить самоуправство.
– Я бы отрезала тебе уши, если бы в моих руках был меч! – бросила ему девушка. В это мгновение она подумала, что мгновенная смерть – лучшее избавление от позора и возможных страданий. Чего бы она не стала просить, так это пощады – ни у кого!
Солдат в два шага оказался у ее кровати, схватил Жанну за волосы, но они были коротки и ему пришлось несколько раз цеплять ее, чтобы ухватить покрепче. Его рука выворачивала ей шею…
– Ты принадлежишь мне! – зарычал он. – Мне! По законам войны – мне, а не капитану!
Другие солдаты одобрительно закивали. Бургундец обернулся:
– Кто сказал, что я не могу дотронуться до нее?
Его товарищи зло засмеялись.
– Можешь! – кивали они. – Еще как можешь!
– Я хочу знать, мужчина она или женщина! – зарычал бургундец. – А если она женщина, я хочу быть с ней! Я имею на это право! По законам войны! И вы тоже! Идите же сюда!
Но соратники его опасались.
– Ну же! – свирепея, рычал он.
Плюнув в их сторону, он уже пытался сорвать с Жанны доспех, но хитросплетение пряжек и замков были ему незнакомы, и тогда бургундец вытащил широкий нож и стал разрезать толстые кожаные ремешки, спрятанные под металлическими пластинами ее панциря. Жанна хрипела, пыталась укусить его, но он вновь ударил ее по лицу. Зараженные его смелостью, товарищи были уже рядом и помогали ему.
– Режьте веревку на ногах! – рявкнул он. – Так мы не разденем ее!
Они сорвали с нее кирасу, наплечники и набедренник, поножи, наручи и перчатки, стальные башмаки. Она пыталась ударить их ногами, но они затекли, а мужские руки были сильнее. Один из бургундцев порвал шнурок у пояса, стащил с нее штаны, другой разорвал камзол на груди… Она была обнажена, руки солдат уже ломали ее, пытаясь усмирить, когда дверь открылась.
На пороге стоял бледный от гнева офицер Лионель Вандонн, а за ним уже вырастала другая тень. Оглянувшись на двери, бургундцы отпрянули. Скулы солдата, затеявшего эту расправу, уже сводило от желания – Дева оказалась женщиной, молодой и красивой, желанной. Но ему помешали…
– Убирайтесь прочь! – процедил сквозь зубы офицер.