Но течение, становившееся все сильнее, само несло их к крепости моста – к мосточку через ров, окружавший предмостную крепость с суши, к раскрытым воротам. Бой уже шел в десяти шагах от крепости и открытых ворот. Некоторые солдаты не могли удержаться на мосту и срывались в ров. Среди простых пехотинцев-наемников, сражавшихся за звонкую монету, была паника. Если бургундцы и не пытались проникнуть в крепость, то лишь потому, что никто не давал приказа идти на штурм – атака предмостной крепости оказалась стихийной! Тем более, что основная масса бургундцев и англичан только подступала к крепости, прокладывая себе дорогу мечом. А с холмов стекались все новые и новые бойцы: здесь уже были все англо-бургундские силы – из Клеруа, Кудана и Ла Венета.
…Отряд Луи де Флави, пробежав по каменному мосту над Уазой, смерчем ворвался в крепость, за стенами которой сейчас было столпотворение.
– Именем коменданта Гильома де Флави я принимаю у вас командование! – бросил Луи де Флави дежурному офицеру, командовавшему крепостью. – Приказываю опустить решетку, закрыть ворота и поднять мост!
– Но Дама Жанна, – воскликнул офицер, – она еще там! И ее офицеры!
– Опустить решетку, закрыть ворота и поднять мост! – зарычал младший из братьев. – Это приказ коменданта! – С обнаженным мечом Луи де Флави вцепился в грудь офицера. – Немедленно! Или повешу!
…Жанна и ее верные рыцари были всего в десяти шагах от ворот крепости моста, когда случилось то, чего никто не мог предвидеть. На башне произошло движение, сумятица, а затем… тяжело опустилась кованая решетка, закрыв арку ворот, и со скрежетом, перекрывая лязг и звон оружия, неожиданно стал подниматься мост.
Вокруг Жанны все еще звенела сталь, но она видела только одно – как подъемный мост плывет вверх, а за решеткой закрываются тяжелые ворота. «Это она! – вопил кто-то рядом. – Ведьма!»
Ее узнали…
И вновь девушке, державшей меч, отражавшей удары, все показалось медленно плывущим – гулкий звон стали, белый стяг с лилиями, хлопающий на ветру, ставший серым от крови и пыли, яростные вопли атакующих и крики раненых, смазанные точно ветром, неистовый зов – знакомый голос: «Жанна! Жанна!»… Девушка опомнилась только тогда, когда ее тащили вниз, с коня, крепко ухватив за накидку. Она отмахнулась мечом – кто-то отшатнулся, схватившись за лицо, повалился назад, но другие руки уже крепко держали ее, точно тисками, опрокидывая, а знакомый голос все звал ее: «Жанна! Жанна!»
– Нет!! – закричала она, вырываясь, но ее тащили вниз, мяли. Она была брошена на землю. Конь бесновался, грозя затоптать ее. Кругом – плясавшие копыта, ощеренные рты и рассеченные лица убитых, обрубки конечностей, кровь и грязь. Сапоги, свалка, смерть. Мертвое лицо Франсуа де Ковальона, лежавшего там же, на земле, с рассеченным лбом. И бешено пляшущие копыта, ноги солдат, наступавшие на него. «Франсуа!» – только и крикнула она – яростно, отчаянно, горько. Жанна вырывалась, но несколько пар мужских рук скрутили ее, прижали к земле; разжали пальцы и вырвали меч; сорвали шлем. Злобное, красное лицо расплылось над ней в улыбке, открыв ряд гнилых зубов: «Она моя! – вырвалось из этого рта. – Моя!» Тени в латах обступали ее, склонялись над ней, забыв о бое. «Деритесь, черт бы вас подрал! – гремел чей-то голос. – Французов осталось мало! Перебейте их всех! Деритесь!» «Моя! – рычал громче других все тот же бургундец. – Моя!» Куда бы Жанна ни смотрела, везде был его рот с гнилыми зубами. «Жанна! Жанна! – полный ярости, кричал совсем рядом другой голос. Это был д’Олон. – Жанна, держись!» А затем она увидела, как рядом падает Ястреб с распоротым брюхом, пытается встать и падает вновь. «Будьте прокляты! – все еще вырываясь, но уже слабея, хрипела она. – Прокляты!..» – «Моя! – уперев колено ей в грудь, хрипел тот, чей рот казался самим адом. – Слышите? – моя!» Грозной тенью поднималась над ней крепость моста. Через мелькание крупов лошадей, локтей, щитов она видела бойницы. Жанна еще слышала звон клинков – у ворот дрались остатки ее людей. Возможно, пытались пробиться к ней. Или просто спасали свою жизнь. «Ворота! – рывком освободив одну руку, уперев ее, в стальной перчатке, в красное лицо бургундца, прохрипела она. – Ворота, д’Олон! Пусть откроют ворота! Скажи им! Откройте ворота!» Бургундец пытался увернуться, но сталь царапала его физиономию, и не выдержав, он ударил Жанну наотмашь по лицу. Один раз, другой. Все поплыло перед ее глазами, краски и звуки стали угасать, сознание меркло. Последнее, что она слышала через туман, голос д’Олона: «Жанна! Жанна!»
Она потеряла сознание…