Полет орлицы

– Карл Шестой был безумен, и мне нет до него дела. И тем более – до Изабеллы Баварской. Мать отказалась от меня. – Слезы текли по ее щекам. Гремя цепью, она вытерла рукавом холщовой рубахи лицо. – Даже собаки, и те выкармливают своих щенков, прежде чем выбросить их в этот мир!

Кошон протянул ей платок.

– У твой матери не было выбора, Жанна. Я не одобряю ее поведения, но и не смею осуждать ее. Она совершила немало ошибок, поддавшись человеческой греховной природе, но искупление этих грехов было куда более тяжелым. Потерять четырех сыновей, двое из которых уже были взрослыми, и трех дочерей, разве это не наказание? Не обрести радости в браке, на что уповает каждый мирянин, едва достигший совершеннолетия, но найти в нем только горе; жить в постоянном страхе за свою жизнь, оказаться заложницей политических распрей, наконец, быть отвергнутой последним из сыновей – не всякому по силам вынести такой груз. Разве после такого наказания человек не достоин христианского прощения?

Жанна покачала головой:

– Я уже не знаю, ваше преосвященство…

– Но даже если ты сможешь доказать свою кровную связь с королевским домом и если тебе поверят, будет еще хуже, в первую очередь – коронованному тобой Карлу. Да-да, Жанна, своим признанием ты не столько нанесешь удар по Генриху, сколько по своему возлюбленному королю, как ты его называешь, – епископ скупо улыбнулся, – и которого мы, подданные Генриха Шестого, королем считать не можем.

– Отчего же так, ваше преосвященство?

– Тогда уже всем будет ясно, почему десять лет назад, на соборе в Труа, Карл Шестой и Изабелла Баварская отказались от дофина в пользу будущих детей от брака их венценосной дочери Екатерины Валуа и Генриха Пятого Английского. Всем станет ясно, что Карл, смело называющий себя «королем Франции Карлом Седьмым», попросту ублюдок.

Жанна усмехнулась:

– Как и я?

– Да, Жанна, – не отпуская ее взгляда, едва заметно кивнул Кошон, – как и ты.

Она опустила глаза.

– Обрадуется ли твой король, узнав об этом? – продолжал Пьер Кошон. – Удар, под который ты поставишь его, будет куда страшнее всех англичан и бургундцев вместе взятых. Это будет предательство, которое он никогда тебе не простит. А главное, одним этим признанием ты сведешь на нет все свои ратные подвиги.

Нахмурившись, Жанна быстро взглянула на него.

– А как же ты думала? – Сейчас взгляд Кошона был жестким. – Получится так, что ты сражалась за самозванца. И все это время, не боясь гнева Господа, прикрывалась Его именем.

– Я воевала Его именем, а не прикрывалась Им!

– Да-да, я знаю, – снисходительно проговорил Кошон. – Ах, Жанна, Жанна, объявив всему миру, что ты – принцесса, ты объявишь куда большее: что грех и блуд ворвался, точно смерч, в королевскую семью. Ничто уже не будет свято ни на французской, ни на английской земле, поскольку по обе стороны Ла-Манша управляют отпрыски одного рода. Более того, Жанна, подобным признанием ты внесешь сумятицу не только в умы простых смертных, но и в умы знати. Особенно тех, в ком течет королевская кровь.

Жанна испытующе смотрела на Кошона.

– Да-да, моя девочка, именно так. Гордыня и жажда власти могут взять верх надо многими сердцами и заставят забыть о благоразумии и высшем благе – спокойствии и мире своих подданных. Каждый принц крови будет гадать, а не он ли более достойный претендент на корону, чем тот сомнительный король, что занимает сейчас трон?

– Я не думала об этом…

– Надо об этом думать, Жанна, надо. Сколько еще десятилетий будет продолжаться эта распря? И не только между Англией и Францией. Саму Францию будет ожидать гражданская война, сумей ты опорочить королевскую фамилию. Разве этого ты хочешь? За это ты боролась?

Жанна отрицательно замотала головой:

– Нет.

– Вот видишь… Да, совсем забыл. – Он полез рукой в свои одежды и вытащил письмо. – Прочитай его.

– От кого это? – спросила Жанна. – От моего… короля?

Кошон печально улыбнулся:

– Увы, дитя мое, это письмо от другого человека. От королевы…

Жанна взяла в руки сложенный вчетверо лист бумаги.

– От королевы Иоланды? – на лице Кошона она не находила того ответа, которого так искала. – Или… Марии?

– Нет, Жанна…

Она уже разворачивала листок.

– Это письмо от твоей матери, – понизив голос, сказал Кошон. – Настоящей матери…

Едва зацепив взглядом строки, Жанна посмотрела на судью так, точно ее только что ударили по лицу.

– Читай же, дитя мое, читай…

Скрестив руки на животе, епископ Бове, полный трагического молчания, отвернулся.