Полет лебедя

— И все же, мы так много теряем в борьбе. Все свои молодые годы я стремился к тому, что было вне поля моего достижения. Мне так и не довелось узнать, что такое юность.

— Но всегда чем-то приходится жертвовать. За любой дар, который нам посылается свыше, нужно платить. В Божьи планы не входит только давать, ничего не получая взамен!

— Я привык думать, что, когда достигну такого положения в своей жизни, как сейчас, моя жизнь будет представлять собой одно сплошное удовольствие. Мне больше не к чему будет стремиться. Я представлял себя счастливым, абсолютно удовлетворенным.

— А это не так?

Ханс Кристиан оторвал от своей одежды острые коготки кота и встал на ноги. В нем вновь нарастало так хорошо ему знакомое беспокойство. Глаза Гетти, наполненные тревогой, следили за ним. Ее пальцы нашли нитку бус на шее и начали перебирать бусинки столь резко, что грозились порвать нитку. Нет, он не скажет ей об этом, пока она не спросит. А она должна знать. Это был вопрос, который мучил ее с того самого момента, как она услышала, что Ханс вернулся. Никогда уже не будет более подходящего момента, чтобы коснуться столь болезненной темы. Отелло прыгнул ей на колени и начал тереться об руку, требуя внимания, но Гетти даже не посмотрела на него.

— Я видела ее один раз прошлой зимой, — произнесла она, глядя на огонь, — В театре. Она все такая же красивая.

Ханс, стоящий возле окна, с удивлением посмотрел на нее.

— Кого ты видела, Гетти?

Ее щеки вспыхнули, но, должно быть, виной тому был жар от огня.

— Элси. Она теперь замужем. Ты знаешь, она…

— Элси! Да я давно уже забыл о ней. Ты разговаривала с ней?

Он стоял рядом, ожидая ее ответа. Гетти подняла голову.

— Ну, я думала… Ты же сказал, что никогда до конца так и не был удовлетворен. Что тебе нужно что-то большее…

Лицо Ханса Кристиана озарила его прекрасная улыбка.

— И ты подумала, что я имел в виду Элси? Гетти, какая ты милая!

— А что еще я могла подумать?

И все свое внимание она сразу же перевела на кота.

— В прошлый раз ты был в отчаянии из-за нее. Ты сказал, что она разрушила твою жизнь и что ты не сможешь никогда ни простить, ни забыть ее!

— Как мало я знал сам о себе, — задумчиво произнес Ханс. — Теперь она принадлежит к прошлому, как и все остальные неприятные моменты моей жизни. — Гетти не знала, что была еще Луиза Коллин, одна молодая итальянка и еще одна девушка в Париже. Всех их Ханс любил, но безответно.

Он покачал головой, словно пытаясь отогнать от себя эти мысли, и вернулся к окну.

— Я хотел быть писателем, и теперь, когда я им стал, у меня не хватает мужества смотреть на то, как смеются над моими чувствами, что мои самые сокровенные мысли считают глупыми те, кто стоит настолько ниже меня, что просто не имеют никакого права открывать своих ртов. Я хочу любить, но ты же знаешь, какой я безобразный и каким бедным буду всегда. А подобные вещи считаются очень важными, что вполне разумно. Да, я считаю, что люди разумны. Я понимаю это теперь потому, что я постарел. Я не имею в виду физический возраст. Я потерял стремление. А человек должен стремиться к чему-то в этом мире, иначе он развалится на кусочки и сгниет.

Генриетта слушала, закрыв глаза, пытаясь удержать слезы. Каким несчастным был этот мужчина, которому сегодня вечером завидовал весь город! Она услышала, что он идет в ее направлении, и начала так резко теребить шерстку Отелло, что тот укусил ее за палец и спрыгнул на пол.

— Моя боль разрушительна, когда я страдаю, а радость — неописуема, когда я счастлив. А я обладаю хорошей мерой радости. Уже достаточно того, что ты поэт Божьей милостью, но признание короля тоже что-то значит!

Генриетта кивнула, и если ее улыбка и оказалась неестественной, то Ханс этого не заметил. Он продолжал говорить и расхаживать по комнате.

— Теперь я вошел в новую фазу моей жизни. Вчера меня приветствовал король. Там так же присутствовал кронпринц и принцесса. Знатные господа приглашали меня в свои загородные поместья. — Внезапно Ханс Кристиан прервался и посмотрел ей в лицо. — Генриетта, я надеюсь, ты понимаешь, что я не хвастаюсь этими вещами! Они важны, так как доказывают то, что наконец-то моя родная страна признала меня!

— Конечно, Ханс, — пробормотала девушка. Это был тот прежний Андерсен, которого Гетти так хорошо знала. Она ошибалась, думая, что он изменился.

Ее ответ удовлетворил его, и он продолжил:

— Мне больше не нужно волноваться о деньгах. Но самое главное, я доказал Дании, что обладаю талантом, который многие были склонны считать всего лишь моей галлюцинацией. Критики заклеймили меня как писателя со средними способностями, который может сочинять лишь незначительные пьесы и ничего серьезного. Гетти, почему ты улыбаешься?

— О, мне просто стало интересно, насколько это клеймо имеет отношение к «Импровизатору» и твоим сказкам. Именно сказки изменили мнение Эрстеда в отношении тебя. Он сказал, что романы сделают тебя популярным, а сказки — бессмертным.