Полет бабочек

— Вспомните все его рассуждения о том, что небеса — это место, где люди ведут неискреннее существование. Его отрицание Сведенборга[10], который, несомненно, был пророком.

— Но вы понимаете, что Блейк хотел сказать?

— Он хотел сказать, что ад — место куда более предпочтительное, чем рай. И что нам следует намеренно грешить, чтобы попасть туда.

Сантос рассмеялся.

— О боже, сэр, полагаю, какой-нибудь священник или учитель вбил все это вам в голову.

Томас покраснел. На мгновение в памяти всплыла картинка — его престарелый учитель, нависший над кафедрой, с пеной у рта сыплет обвинениями в адрес Блейка.

Как там у Блейка? «Уж лучше умертвить дитя, что в колыбели, чем воли не давать желаниям своим». Присутствие Клары наполняло его желанием — он наконец сознался в этом самому себе. Не то чтобы он находил ее красавицей, совсем наоборот. Его волновали ее простоватая внешность, хриплый голос, которым она разговаривала очень громко, совсем не по-дамски, и то, с каким огромным аппетитом она поглощала еду и напитки. Рассудком он понимал, что она должна быть противна ему, но стоило хотя бы на минуту отпустить свои мысли на волю, как он вспоминал их случайную встречу в переулке, сладкий вкус ее языка и тут же возбуждался. Он стал все время носить в кармане одну из своих булавок и, как только какая-нибудь грешная мысль закрадывалась, ему в голову, намеренно колол себе палец. К концу недели его указательный палец был весь изранен и кровоточил, так что ему приходилось писать, зажимая перо между большим и средним пальцами.

Ночью его преследовали эротические сны про бабочку и Клару. Эрни еще раньше предупреждал, что хинин может вызывать яркие сновидения, поэтому он прекратил принимать это средство — в попытке обуздать собственные грезы. Он лежал, не засыпая как можно дольше, и вспоминал свою жизнь дома в Англии, холодные и стерильные помещения Музея естествознания. Мысли его блуждали вокруг бабочек, выставленных в зале насекомых, он вспоминал, как тщательно разглядывал их при тусклом свете масляных ламп и открытых газовых струй, весь дрожа, — тогда он и мечтать не мог, что когда-нибудь и сам будет ловить заграничных красавиц. Самой экзотической бабочкой, которую он мальчиком поймал к тому времени, была переливница ивовая — это случилось на каникулах в Кенте.

В поимке этого экземпляра ему помог тот, от кого он меньше всего ожидал помощи. Брат Камерон, который был старше его на два года, рос толстым и злым ребенком. Только повзрослев, Томас догадался, что Камерона безжалостно дразнили в пансионе. И когда брат приезжал домой, особенно когда с ним был кто-то из его приятелей, то он срывал на Томасе всю накопившуюся злость и неудовлетворенность. Он тузил младшего брата, ставя ему синяки и шишки, толкал его так, что тот постоянно падал и разбивал в кровь коленки, перепачканные травой, к тому же ломал ему игрушки и рвал книжки. Однако Томас никогда не выдавал брата. Во-первых, Камерон всегда грозился, что поколотит его, если он кому-нибудь об этом расскажет, а во-вторых, Томас замечал в рыхлом животе брата и в его покатых плечах такую вселенскую печаль, что испытывал непреодолимое желание унять ее. Ему казалось, что, мирясь с грубым отношением брата, он хотя бы немного облегчает ему боль.

Томасу исполнилось двенадцать, когда они с Камероном отправились на лето к тетке. В ее поместье находилось небольшое озеро посреди луга, поросшего высокой, но редкой травой. Томас проводил все дни, выслеживая нимфалид, тогда как брат его купался в озере и загорал на маленьком пирсе. Камерон недавно резко вырос: рыхлый живот стал подтянутым и упругим, а ноги — длинными и волосатыми.

— Давай, — сказал он как-то днем Томасу. — Двигай задницу к дому.

Томас с неохотой стал собирать сачок и банки, зная, что в споре с братом рассчитывать особенно не на что. Он хотел было возразить, как вдруг краем глаза заметил резкое движение цветного пятна. Разглядев, что это за пятнышко, он вскрикнул, хотя все утро старался производить как можно меньше шума. Высоко в ветвях тисового дерева сновала туда-сюда переливница ивовая — она то спускалась, то взмывала примерно на двадцать футов над их головами.

— Я пока не могу идти, — сказал он брату. — Мне нужно поймать вон ту бабочку.

Всего однажды он видел ее на лугу — это было два года тому назад. Тогда он попытался приманить ее вниз с помощью полуразложившегося кролика, которого обнаружил в капкане, но бабочка не уловила запаха или просто не нашла его привлекательным, и, когда он, провонявший тухлым мясом, вернулся домой, тетушка задала ему за это хорошую трепку.