«Перезаряжай!» – орала Сара. С каждым следующим движением во мне росло смутное удовольствие. Пистолет бьет, вздрагивает, отскакивает, ударяясь в ладонь. Грохочет выстрел, и этот непродолжительный звук – ясный и оглушительный. Из ствола тугим пучком вырывается голубоватый огонь, наполняя воздух едким дымом. После серии выстрелов в десятках метров от нас появляются страшные разрушения. «Перезаряжай!» Сара дрожала всем телом. Пули выскальзывали из ее пальцев. Вдали уже не видно было мишеней – только голое поле. Внезапно я почувствовал неодолимый прилив нежности к этой девушке. Я опустил пистолет и шагнул к ней. Она показалась мне еще более одинокой, чем всегда, отрезанной от мира завесой из порохового дыма и длинных волос.
В то же мгновение над нашими головами вдруг пролетели три аиста. Я хорошо рассмотрел их, ослепительно белых на фоне закатного неба. Я увидел, как Сара резко повернулась, как сверкнули ее глаза и взметнулись светлые прядки. И все понял. Она вогнала в рукоять обойму, взвела курок и нацелила в небо свой «Глок». Раздались три выстрела, затем наступила абсолютная тишина. Я наблюдал, как растерзанные птицы, словно в замедленной съемке, плыли в воздухе, потом упали вдалеке. Их тела плюхнулись на землю с тихим печальным звуком.
Я уставился на Сару, не в состоянии вымолвить ни слова. Она в ответ точно так же пристально посмотрела мне в глаза и расхохоталась, запрокинув голову. Ее смех звучал громко, невесело, пугающе.
«Колечки!» Я помчался туда, где лежали мертвые птицы. Через сотню метров я увидел их тела. Кровь уже впиталась в песок. Я осмотрел лапки аистов. Колечек на них не оказалось. Это были очередные безымянные птицы. Когда я вернулся, Сара сидела скорчившись и плакала навзрыд, напоминая скалу скорби среди песков пустыни.
Этой ночью мы опять занимались любовью. Наши руки пахли порохом, и мы особенно яростно старались получить удовольствие. И глубокой ночью наслаждение наконец пришло. Оно подняло нас, как невидимая волна, и в ее грохоте потерялись, а потом и вовсе исчезли все наши чувства.
21
Назавтра мы поднялись в три часа ночи. Молча выпили чай. На улице раздавались тяжелые шаги работников киббуца. Сара не захотела, чтобы я подвез ее до fishponds. Молодая еврейка не могла в открытую показаться в компании гоя. Я поцеловал ее и поехал в другую сторону, по дороге, ведущей к аэропорту Бен-Гурион.
Мне предстояло преодолеть около трехсот километров. Постепенно светало, и я ехал очень быстро. В районе Наплуза мне пришлось столкнуться с иной реальностью Израиля. Дорогу преграждал военный блокпост. Паспорт. Допрос. Стволы автоматов почти упирались в меня, когда я вот уже в который раз излагал причину моего появления здесь. «Аисты? Что вы хотите этим сказать?» В темной клетушке, куда меня отвели, мне пришлось отвечать и на другие вопросы. Вокруг подремывали солдаты в касках и бронежилетах. Время от времени они недоверчиво переглядывались. В итоге я вынужден был достать фотографии, сделанные Бёмом, и показать бело-черных птиц. Солдаты дружно расхохотались. Я тоже засмеялся. Они предложили мне чаю, я наспех его выпил и тут же уехал, чувствуя, как по спине течет холодный пот.
В восемь часов я подъехал к складской зоне аэропорта Бен-Гурион, где располагались лаборатории Йоссе Ленфельда. Тот уже поджидал меня, нетерпеливо прохаживаясь у двери из рифленого железа.
Этот орнитолог, директор «Общества охраны природы», был феноменальной личностью. Еще одной феноменальной личностью. Он не говорил, а отрывисто, с фантастической скоростью выкрикивал английские слова (наверное, чтобы перекричать самолеты, летавшие прямо над нашими головами), носил роскошные очки и киппу набекрень, тем не менее он не произвел на меня особого впечатления. Ничто уже не могло произвести на меня особого впечатления. На мой взгляд, лучшее, что мог сделать этот низенький человечек с седыми волосами, сосредоточенный на своих идеях, как жонглер на своих булавах, – это ответить на мои вопросы, тем более что я прикинулся журналистом. И точка.
Сначала Йоссе поведал мне об «орнитологической» проблеме Израиля. Каждый год территорию страны пересекает около пятнадцати миллионов перелетных птиц двухсот восьмидесяти видов, превращая небо над ней в магистраль с интенсивным движением. В последние годы это повлекло за собой многочисленные аварии гражданских и военных самолетов. Погибло несколько летчиков, а их самолеты потерпели крушение. Сумма ущерба в каждом отдельном случае оценивается примерно в пятьсот тысяч долларов. В 1986 году израильские военно-воздушные силы решили принять меры и обратились к нему. Сегодня, по словам Йоссе, он располагает колоссальными возможностями для защиты воздушных судов от птиц и для того, чтобы полеты беспрепятственно осуществлялись по намеченному графику.