Полемика против евреев

Чтобы показать меру добросовестности марксовых агентов и газет, да будет мне позволено рассказать другой анекдот. Я настолько привык видеть себя систематически и регулярно опороченным почти в каждом номере "Фольксштата", что обычно даже не стараюсь читать глупости, которые он выкладывает обо мне. В качестве исключения, мои друзья показали мне одну из них, которую я считаю полезным процитировать здесь, поскольку она, как мне кажется, весьма способна проявить верность и правдивость господина Маркса. Респектабельная газета Лейпцига, официальный орган Социал-демократической партии Германии, похоже, возложила на себя миссию доказать, что я ничто иное, как агент, оплаченный русским правительством. Она опубликовала с этой целью самые неслыханные вещи, например, то, что мой умерший соотечественник Александр Герцен и я, мы оба получали значительные субсидии от панславистского комитета, учрежденного в Москве под прямым руководством правительства в Санкт-Петербурге, и что вследствие смерти Герцена у меня удвоилось содержание. Как понимаете, на столь решающие доводы мне было нечего ответить.

В номере 71 от 4 сентября 1872 г. "Фолькштата", был рассказан следующий анекдот. В 1848 году Бакунин, оказался в Бреслау, где немецкие демократы имели глупость принимать его с полным доверием, не замечая, что он занимался панславистской пропагандой. Кельнская газета, («Новая рейнская газета»), редактируемая г.г. Марксом и Энгельсом, опубликовала корреспонденцию из Парижа, в которой было написано, что госпожа Жорж Санд весьма тревожно высказалась на счет Бакунина, говоря, что его надо остерегаться, что не известно, кем он является, и чего хочет, что, одним словом, это весьма двусмысленный персонаж и т.д. и т.д. "Фольксштат" добавляет, что Бакунин так никогда и не ответил на столь прямое обвинение, что, напротив, он исчез, а именно скрылся в России после публикации этой корреспонденции, и что он вновь появился в Германии только в 1849 году, чтобы принять участие, без сомнения как провокатор, в повстанческом движении Дрездена.

А вот теперь подлинные факты. Г.г. Маркс и Энгельс действительно опубликовали это сообщение из Парижа против меня, что только доказывает, что уже тогда они пылали очень нежной дружбой по отношению ко мне и таким же духом верности и справедливости, который их отличает сегодня. Я не вижу необходимости излагать здесь факты, которые привлекли ко мне тогда эта знаки благосклонности; но вот то, что я должен добавить, и что "Фольксштат", забыл или не стал говорить. В 1848 году, я был моложе, впечатлительнее и, как следствие, намного менее вынослив и безразличен, чем сегодня; потому, едва прочитав это парижское сообщение газеты г.г. Маркса и Энгельса, я бросился писать письмо госпоже Жорж Санд, которая была тогда намного революционнее, чем она кажется теперь, и к которой я испытывал очень искреннее и очень живое чувство восхищения. Это письмо, в котором я в очень энергичных и твердых выражениях просил у нее объяснения словам, которые ей приписывали на мой счет, было ей передано моим другом Адольфом Рейшелем, в настоящее время музыкальным директором в Берне. Госпожа Санд ответила прелестным письмом, выражающим мне самую верную дружбу. В то же время она направила г.г. Марксу и Энгельсу энергичное письмо, в котором она с возмущением требовала у них отчета о злоупотреблении ее именем, которое они осмелились совершить, чтобы оклеветать ее друга Бакунина, к которому она испытывает столько же дружбы, сколько и уважения. Со своей стороны я попросил друга, поляка Косцельского, который по своим делам отправлялся в Кельн, потребовать от моего имени от г.г. редакторов Новой Рейнской Газеты либо публичного опровержения, либо сатисфакции с оружием в руках. Под этим двойным давлением эти господа проявили себя весьма покладистыми и очень любезными. Они опубликовали письмо, которое им направила госпожа Санд, - очень неприятное письмо для их самолюбия - и они добавили к нему несколько строк, в которых они выражали свое сожаление в том, что в их отсутствие, в их газету вставили бессмысленное сообщение, направленное против чести их "друга Бакунина", к которому они также от всей души испытывают привязанность и уважение. Как понимаете, после подобного заявления, которое "Фольксштат" может обнаружить в одном из июльских или августовских номеров 1848 года "Новой рейнской газеты", равно как в памяти г.г. Маркса и Энгельса, которые, наверняка, не совершат оплошности его отрицать, - как понимаете, мне нет больше необходимости требовать от них какого-либо удовлетворения. Что касается моего так называемого исчезновения в России, эти господа знают лучше чем кто-либо, что я оставил Германию только в 1850 году, после года заключения в крепости Кёнигштайн, откуда меня перевезли в цепях в Прагу, затем в Олмоуц, откуда в 1851 году я был перевезен, как всегда в цепях, в Санкт-Петербург.