Полемика против евреев

Я испытываю настоящее отвращение, будучи вынужденным рассказывать все эти истории. Я это делаю сегодня в первый и последний раз, для того, чтобы показать публике, с людьми какого сорта я вынужден бороться. Их ожесточение против меня, того, кто никогда не атаковал их лично, кто никогда об этом даже не говорил, и кто систематически воздерживался даже от ответа на их грязные нападки, эта злобная настойчивость, с которой, со времени моего бегства Сибири в 1861 году, меня стараются оклеветать и опорочить во всей своей внутренней переписке и во всех своих газетах, представляет в моих глазах столь странное явление, что даже сегодня я еще не в состоянии его понять. То, что они делают против меня, не только гнусно, отвратительно, это глупо. Как эти господа не поняли, что атакуя меня с таким невероятным ожесточением, они сделали гораздо больше для моей славы, чем я мог бы сделать сам; так как все эти возмутительные сказки, которые они распространяют с такой увлеченной ненавистью против меня во всех частях света, падут сами собой под весом своего собственного абсурда. Но мое имя останется, и этому имени, которому они столь мощно содействовали, ознакомив с ним мир, останется присуща реальная, законная слава безжалостного и непримиримого противника, не их личностей, которые меня очень мало занимают, но их авторитарных теорий и их нелепых и гнусных претензий на руководство миром. Если бы я был искателем почестей, тщеславен, честолюбив, то вместо того, чтобы обижаться на все эти нападки, я должен был бы им быть бесконечно признателен, так как, стараясь меня дискредитировать, они сделали то, чего никогда не было ни в моих намерениях, ни в моем вкусе: они создали мне положение.

В марте 1870 года, как всегда от имени Генерального Совета и за подписью всех его членов, господин Маркс выпустил против меня клеветнический циркуляр, составленный на французском и немецком языках и направленный региональным Федерациям. Я ознакомился с этим циркуляром только шесть или семь месяцев назад, по случаю последнего процесса г.г. Либкнехта и Бебеля, в котором он фигурировал и был публично зачитан как обвинительный документ против них. В этом меморандуме, направленном, кажется, исключительно против меня и детали которого мне незнакомы даже сейчас, господин Маркс рекомендует помимо всего прочего своих приближенным вести подземную работу в Интернационале; затем он обращается против меня, и среди многих других любезностей бросает мне обвинение в основании внутри Интернационала и с очевидной целью его разрушить зловредного тайного общества, называемого Альянсом. Но что мне показалось верхом нелепости, так это то, что пока я преспокойно оставался в Локарно, вдали от всех секций Интернационала, господин Маркс обвинял меня в том, что я вел ужасную интригу - видите, как иногда ошибаются, судя людей по себе! - интригу, имеющую целью перенести Генеральный Совет из Лондона в Швейцарию, с очевидным намерением установить там мою диктатуру. Циркуляр заканчивается весьма искусной и совершенно неопровержимой демонстрацией необходимости, которая была тогда, и которой, похоже, более не существует сегодня, - содержать Генеральный Совет в Лондоне, этом городе, казавшемся господину Марксу до Гаагского конгресса высшим естественным центром, настоящей столицей мировой торговли. Похоже, он перестал ей быть с тех пор, как английские рабочие восстали против господина Маркса, или, скорее, с тех пор, как они разгадали его тягу к диктатуре и познали не слишком умелые средства, которые он использует, чтобы ее завоевывать.

Но, начиная с сентября 1871 года, эпохи знаменитой Лондонской конференции, началась открытая, решающая война против нас; открытая настолько, насколько со стороны столь руководящих и осторожных людей, как господин Маркс и его сторонники, она могла быть.

Катастрофа Франции, кажется, разбудила в сердце господина Маркса сильные надежды, в то время как триумф господина Бисмарка - (которого в полуофициальном письме, что лежит у меня перед глазами, господин Энгельс; "второе я" и самый приближенный друг господина Маркса, превозносит как очень полезного помощника социальной революции) - разбудил в нем огромную зависть. Как немец он этим, естественно, гордился, как социал-демократ - утешился с господином Энгельсом мыслью о том, что, в конце счетов, этот триумф прусской монархии должен рано или поздно обернуться триумфом великого республиканского и народного Государства с ним во главе; но как личность он был безжалостно уязвлен, видя как кто-то иной, а не он, производит столько шумихи и поднимается столь высоко.