Полемика против евреев

«О необходимости уничтожить существование любого деспотизма в Европе путем применения права каждого народа, большого или малого, слабого или сильного, цивилизованного или нет, располагать самим собой и стихийно организовываться снизу доверху путем полной свободы, вне всякого влияния и любых политических или дипломатических притязаний, независимо от любой формы государства, навязанной сверху донизу какой бы то ни было властью, будь то коллективной или индивидуальной, собственной или иностранной, и принимать в качестве основы и законов лишь принципы социалистической демократии, интернациональной справедливости и солидарности».

Это было бы без сомнения более длинно, но зато справедливо и ясно, и это исключило бы абсолютно любую двусмысленность. Это было бы декларацией подлинно интернационального принципа, не патриотического, но человеческого; и гражданин Жан Филипп Беккер, один из основателей нашего великого Товарищества, не нуждался бы в том, чтобы заявлять и признавать, что это вопрос, который "особо интересует Германию".

Если бы Генеральный совет хотел быть еще яснее и прямо назвать вещи своими именами, если бы он хотел поставить настоящий вопрос для Интернационала со всеми его реальными и немедленными последствиями, он мог бы представить на обсуждение Женевского конгресса следующую редакцию:

"О необходимости уничтожить существование деспотизма в Европе путем отмены всех политических и юридических институтов, для которых экономическая эксплуатация является реальным источником и идеальным признанным принципом власти, то есть путем отмены государств, и путем организации и абсолютно свободной федерации коммун и автономных рабочих товариществ".

Это была программа Парижской коммуны, и, одновременно, ваша - не так ли, дорогие товарищи и братья?

Но, сузив вопрос и придав ему исключительно германскую направленность, лондонский Генеральный совет подвергся неизбежному фиаско. Первый конгресс нашего великого Товарищества должен был отвергнуть несоответствующее предложение Генерального совета, чтобы оправдать свой интернациональный характер и не оказаться в очевидном противоречии с теми принципами человеческой морали и справедливости, которые стали самой основой его программы.

Французские делегаты, с тем живым инстинктом, который характеризует их нацию, первыми разглядели тевтонское ухо в космополито-филантропических фразах формулировок Генерального совета, отвергли сами и вынудили других отвергнуть эти формулировки; после чего, гражданину Ж. Фил. Беккеру, близкому доверенному лицу германской фракции в лоне Интернационала, пришлось с ними согласиться, признав, что в том виде, как он был поставлен Генеральным советом в Лондоне, этот вопрос "особо интересовал Германию и что, в некотором смысле, он был немецким вопросом".

Эта откровенность делает ему тем больше чести, что искренность и добросовестность как раз не являются теми качествами, которые более всего отличают людей его партии в Германии. Но, несмотря на свое желание быть откровенным, потребность и, так сказать, обязательство защищать принятое Генеральным советом вовлекла его во многие ложные утверждения и противоречия, из которых ему было невозможно выпутаться, не поступившись честью. Ничто настолько не искажает идеи, как двусмысленное положение, которое для него было таковым в наивысшей степени, поскольку он считал себя обязанным говорить одновременно от имени международной справедливости и выражать особые интересы политического патриотизма немцев, столь противоположного этой справедливости.

Так он сказал: "Российская империя - постоянная угроза цивилизованным обществам Европы", что было бы вполне справедливо, если бы он добавил: а также королевство Пруссии, австрийская империя и империя Наполеона III; но, особенно, первое, которое, находясь под руководством премьер-министра, столь же гениального, сколь нагло презирающего любое право, открыто стало советчиком и помощником России в гнусном деле расправы над Польшей; затем, отвоевав у Дании и аннексировав как прусских подданных, несмотря на их самые энергичные протесты, около миллиона шлезвиг-гольштейнцев, среди которых около 300.000 датчан; разрушив столь долго соперничавшую с ней державу - Австрию, и, завоевав в самой Германии силой оружия Ганновер, гессенский двор, Нассау и Франкфурт-на-Майне, возвысилось, как раз во время этого Женевского конгресса, на уровень очень крупной державы, да что я говорю, державы, наиболее угрожающей свободе и народной, а не буржуазной цивилизации Европы.