Поле сражения

– Некому было говорить. Ваш коллега не способен слушать. Зачем перед расстрелом тратить слова? Ну да полно… Но поймёте ли вы меня?.. Вы знаете, я всегда был противником большевизма. Я и сейчас нахожу, что ваша затея с коммунизмом приведёт только к катастрофе и ни к чему больше. А ваши методы? Равенство! Снять головы с тех, кто повыше, – уравнивание дикарское, цивилизацией тут не пахнет. А эта средневековая диктатура?

– Ты диктатуры не трожь! – крикнул Горлов. – Не смей пачкать своим змеиным жалом!

– Этой сволочи не терпится поставить меня к стенке, – сказал Силин.

– Не обращайте внимания, у человека просто сдали нервы… Не мешайте нам, Горлов. Если вам уж непременно надо слушать, то хоть умейте молчать. Итак… вы говорили о диктатуре пролетариата.

– Пусть пролетариата, какая разница?.. Мы не дети. Мы изучали историю и знаем, что всякое течение, всякую группировку – в данном случае класс – возглавляет в конечном счете один человек. Где гарантии, что завтра новоявленным Нероном не станет Горлов? Это будет пострашнее царя. Я говорю всё это, чтобы вы поняли: перекрашиваться я не собирался и не собираюсь. Я сложил оружие и вышел из игры. Лужу в Харагуте кастрюли. Это даёт мне возможность наблюдать, посмотреть, чем всё кончится. Интересно… Вот смотрел я на коммуну, есть там рядом, «Власть труда» называется. Помогал ремонтировать сеялки-веялки. Романтика, глупость, бесхозяйственность… Ничего не выйдет из этой затеи. Мне кажется, Ленин понял это, когда решился ввести НЭП. А люди типа вашего коллеги никогда не поймут, они станут считать, что виноваты в крушении их Мекки какие-то личности, и как при каждой диктатуре начнётся резня. Выжить можно будет, только сделавшись незаметным. Вот зачем я взялся паять кастрюли. Чем меньше козявка, тем труднее её прихлопнуть.

– Какая-то ползучая философия, Евгений Алексеевич. Человеку для жизни нужна высокая цель. Вы сами не раз говорили это.

– Говорил. Мало ли что говорил! Но разве попытка осознать назначение жизни, её внутреннюю динамику не есть достойная цель? Пытаюсь предугадать, чем кончится ваш эксперимент.

– Мировой революцией и полным коммунизмом! – не выдержал этой белогвардейской пытки Горлов. – Кончай, Машарин, чикаться с этой гнидой, или я не ручаюсь!

– Мы и на самом деле отвлеклись, – сказал Машарин. – Всё же, как вы попали в банду? Вы знали её местонахождение?

– Не знал бы, не попал… Я бывал у Черепахина несколько раз. Нет, я не был его осведомителем. Даже наоборот – предупреждал местных активистов о готовящихся налётах.

– Это было, – сказал Горлов, – но это ещё ничего не значит.

– Я бывал там с другой целью. Вы ведь знаете о моих чувствах к Анне Георгиевне. Я думал спасти её, уговаривал оставить банду и уехать со мной куда угодно. Она очень изменилась, но я не терял надежды. Она думает, что вернись к ней богатство, вернётся и счастье. А на самом деле ей надо одного только – большого взаимного чувства, которое было бы для неё и морем и пропастью. Мои притязания казались ей смешными. Так устроена жизнь… Она ведь вас любила, Машарин. Любит и сейчас, но уже по-другому – как рану.

– Вот как! – вскрикнул Горлов. – Понятно!..

– Спрашивала о вас, я рассказал, что знал. Видели бы вы при этом её глаза… Черепахин ревновал. Мы с ним давно не ладили. Когда я в последний раз уходил, он выстрелил в меня из-за куста. Промазал. У меня в стволах была картечь… Прикрыл я его мхом, вернулся, рассказал всё ей, умолял её уйти. Сказала, что обратной дороги ей нет… Вот и всё. Мужики эти встретили меня позднее, на выходе из леса. Спросили, не расстреляете ли вы их, если они уйдут из банды. Я пересказал им ваше обращение, и они пошли со мной. Всё остальное вы знаете.

– Что вы можете сказать о банде?

– Не интересовался я этим. Банды тают – НЭП дал надежду мужику. Черепахин жаловался, что у Дуганова не осталось людей, у Шеметова тоже не больше двух десятков, Антонов, кстати, ваш бывший партизан, занимается уголовщиной. Да и черепахинская банда потеряла свою политическую направленность. Численность меньше сотни. Это вы знаете.

– Где сейчас банда?

– Не знаю.

– А таёжные базы её указать можете?

– Я их тоже не знаю. Да их, наверное, и не существует.

– Труп Черепахипа можете указать?

– Хотите проверить? Пожалуйста, если медведи ещё не утащили.

В тот же день чоновцы выехали в тайгу. Сбоку от мшистой тропки, под елью, был найден труп, изрешечённый картечным дуплетом. В кармане потертого френча чоновцы обнаружили записку в адрес чека, где сообщалось, что Силин – агент банды.

Записка эта убедила Машарина в искренности Силина, и он настоял на освобождении его.

Горлов смириться с этим не смог. Он написал докладную в губчека и вынес вопрос на заседание исполкома.