Похождения авантюриста Гуго фон Хабенихта

Оставаться на немецкой земле я не хотел. Но выбор у меня был не велик: либо предаться в руки порядочных людей, дабы они утолили свою жажду законности и снесли мне голову; либо опять завербоваться наемником под разбойничье знамя очередного вожака и самому головы рубить. Ни то, ни другое меня не прельщало.

После долгих странствий и мытарств обуяла меня страсть по тихой, мирной гавани. План я обмозговал: одно из главных занятий жителей Андернаха — сбор плотов на Голландию. Отсюда сплавляли по Рейну много бревен, которые голландцы использовали для постройки кораблей и дамб. На один такой плот я нанялся гребцом. За работу платили тридцать грошей в день, давали хлеб, сыр, вяленую рыбу и кувшин пива — все отменного качества. Я свое пиво не пил, а продавал за три гроша постоянно страждущему соседу. Сам же отныне пил только воду.

Когда при сильном ветре плот прибивало к берегу и гребцы проклинали тяжкие свои усилия, я напоминал, что не к лицу доброму христианину гневливое сквернословие. Когда они в часы безделья собирались в кружок, играли в кости и зазывали меня, отвечал я девятой заповедью: не пожелай добра ближнего своего. Насмешки остальных гребцов привлекли внимание хозяина:

— Чудной ты малый! Не пьешь, в кости не играешь, не ругаешься. Ты, видать, чертовски добродетельный парень. И я, пожалуй, возьму за тебя в Нимвегене втрое больше, чем за любого из этой мерзкой братии.

— Вы собираетесь нас продать в Нимвегене? — удивился я до крайности.

— А что прикажешь делать? Вас всех, сколько ни есть, плот несет по течению. Ну, а против течения? На горбу своем, что ли, всю шайку тащить? Не волнуйся, на берегу уже поджидают перекупщики: один плот возьмет, другой гребцов. Поштучно. Половину суммы беру себе, половину отдаю гребцу.

— И что там делают с этими людьми?

— Надо думать, в мясорубку на колбасу не швыряют. Голландцы любят корабельное мастерство, но сами идут в капитаны или рулевые. Любят и военное дело, но служить хотят лишь командирами да комендантами. А в матросы или солдаты любой другой сгодится, в особенности простаки-иноземцы, только хорошие деньги посули. Голландцы всегда так. Скажешь им, что тебе по душе: паруса натягивать или грязь сапогами месить.

— Скажу честно, хозяин, ибо заклялся лгать и говорю одну правду. Не хочу в солдаты. Много я крови пролил, грех на душе лежит. Пойду в море, буду себе на волнах качаться.

— Ну и олух! На море в самую войну и вкачаешься. Голландцы ведут войну на море. На суше зачем они солдат держат? Только если крепость какую-нибудь взять измором и голодом. Драки они ох как не любят. Порядок, трезвость, благочестие — вот добродетели голландского солдата. Черт меня удави, если ты через год в капралы не выйдешь! Кем ты до сих пор служил?

— Констаблером у канониров.

— Ну и ладно. У них тоже будешь констаблером.

— А что делать артиллеристу у голландцев, если они по врагам из пушек не стреляют?

— Много чего делать. По воскресеньям голландцы любят фейерверки и даже в обычные дни ракеты пускают.

И записали меня констаблером в городе Нимвегене. Заплатили за мою шкуру шестьдесят талеров — половина моя.

Жилось здесь тихо и спокойно: ни пирушек, ни пьяных скандалов, захмелевшие студенты не гонялись за женами горожан. Никаких потасовок меж солдатами и штатскими, напротив: по воскресеньям все вместе ходили в церковь, а вечером собирались в пивных заведениях. Солдатам даже разрешалось брать в свободное время поденную работу, так как весь город Нимвеген и его окрестности представляли из себя большую тюльпановую плантацию: луковицы тюльпанов занимали серьезную долю в торговых оборотах. Известно, что не только в европейских странах, но и в Турции вполне могли пережить гибель или порчу разных видов растений, лишь бы имелись в наличии луковицы голландских тюльпанов. Я не хочу сказать, что гвоздики, например, менее необходимы в жизни, однако преимущество всегда оставалось за тюльпанами. Цветок сей ценился в четверик зерна, при этом сохранялась иерархия согласно колориту лепестков: были среди тюльпанов герцоги и князья, которые оказывались по карману лишь султанам и королям.

Я устроился садовником у одной богатой вдовы, поскольку служба констаблера оставляла очень даже немало досуга. Молодая женщина приходила в сад рано утром наблюдать нераскрывшиеся тюльпаны, а также после полудня любоваться роскошью раскрытых бутонов. Лица ее я ни разу не имел счастья созерцать: из-под чепца виднелся лишь кончик носа; ее молодость угадывалась в очертаниях фигуры. Изредка обращаясь ко мне, она говорила шепотом, словно даже голоса ей для меня было жалко. Судя по разнообразию и красочности ее тюльпанов, деньги в доме имелись немалые. Но не только в цветах таился капитал: раковины улиток также приносили отличный доход.