Поглощенные сумраком

Ее голова закрыта толстой повязкой. В руку вставлена капельница. Трубка, вставленная в рот, закреплена медицинским пластырем. Мне интересно, достали ли они выпущенную мной пулю или она только пробороздила ей плечо. Может быть, пуля все еще там. Вспышки воспоминаний проносятся перед моим мысленным взором. Мужчины мертвы и лежат неподвижно. Моника пытается уползти, рыдая и бессвязно бормоча на ходу. Моника раскололась, и, честно говоря, с тех пор ни у кого из нас не осталось пути к отступлению. Никакого.

Но Стелла еще жива.

Она еще может говорить, может сказать правду. Которая будет отличаться от моей правды.

Мягкие зажимы удерживают руки Стеллы. Ее лицо напоминает фаянсовую статуэтку – белую, почти полупрозрачную. Под окном стоит стул, обращенный к кровати. Машины шипят и качают, помогая ей дышать.

– Я могу вам помочь?

Мое сердце ухает вниз. Я разворачиваюсь. Это дежурная медсестра; она пошла за мной.

– Я… Я хотела посмотреть… я была одной из пропавшей группы. Хотела посмотреть, как поживает Стелла.

– Ох ты, боже мой. Я слышала об этом, сотрудники рассказали, что вы тоже здесь были. Мне очень жаль, что так вышло. Слава богу, теперь вы в порядке… и я слышала, что у вас скоро будет ребенок?

Я ощущаю слабый прилив теплоты, ощущение надежности. Киваю и улыбаюсь.

– Мои поздравления.

– Стелла… с ней все будет в порядке?

– Это лучше обсудить с врачом. Она без сознания, но цепляется за жизнь.

– Я могу немного посидеть с ней?

Медсестра колеблется.

– Хорошо. Но недолго.

Она уходит.

Я хочу быть уверенной, что она не притаилась где-то в комнате. Когда я убеждаюсь в этом, то захожу в отгороженный альков и задергиваю занавеску. Наклоняюсь над Стеллой.

– Стелла! – шепчу я ей в ухо.

Ее веки подрагивают, и это пугает меня. Как будто она может вскочить и схватить меня за горло.

Я напрягаю мышцы, что помогает мне успокоить нервы. Наклоняюсь ближе:

– Стелла, вы меня слышите?

Трепет век, судорожное движение пальцев. Она шевелит головой.

При звуке шагов по линолеуму я цепенею и оборачиваюсь. Медсестра вернулась. Она отодвигает занавеску, проверяет медицинскую карту, считывает какие-то показания и вешает карту у изголовья кровати Стеллы.

– С вами все в порядке? – интересуется она.

Я киваю.

– Просто хочу еще немного побыть здесь.

Не знаю, как долго я сижу, смотрю на Стеллу и на медицинские аппараты. Прозрачная жидкость капает из пластикового мешка рядом с кроватью и поступает в трубки, подключенные к ее сосудам. Кажется, я снова теряю контакт с реальностью. Темные, чернильные мысли клубятся у меня в голове. Мне начинает казаться, будто медсестра забыла, что я нахожусь здесь.

Я снова гляжу на аппараты. Грудь Стеллы немного приподнимается и опускается в ритме с тихим шипением и уханьем машины для искусственной вентиляции легких. Я поднимаюсь на ноги и подхожу к ее кровати. Немного медлю и думаю об Эване. Он прибывает сегодня вечером, чтобы забрать меня домой. Я думаю о выражении его лица, когда расскажу ему о нашем будущем ребенке – о том, как он будет рад. И все закончится. Почти все… почти… Я оглядываюсь через плечо и прислушиваюсь.

Ничего, кроме шума работающих аппаратов.

Я наклоняюсь и изучаю соединения трубок, выискивая лучшее место для того, чтобы прекратить поступление воздуха в легкие Стеллы. Тянусь к трубке, которая входит в ее трахею, и застываю от малейшего звука. Кажется, он раздается с другой стороны занавески. Кажется, я видела там движущуюся тень.

Сердце бешено колотится в груди. Сижу и слушаю, очень тихо, очень внимательно. Каждая мышца в моем теле готова к моментальному бегству.

Но ничего не происходит. Это игра воображения.

Я прижимаю губы к ее уху.

– Стелла, я не могу допустить, чтобы ты все рассказала, – шепчу я. – Просто не могу. Мне очень жаль.

Она издает тихий стон. Думаю, она слышит меня, – или это тоже игра воображения?

Все нормально. Стелла поймет. Она знает, что сделала бы то же самое ради своего ребенка; она до сих пор терзается угрызениями совести. Ей не следовало оставлять Эзикиела под дождем на темном тротуаре с собакой на поводке и заходить в магазин без него. Ради того, чтобы купить бутылку вина. Она убила своего мальчика. Она бы не сделала этого еще раз, если бы у нее был второй шанс. Теперь я это знаю. Она поймет…

Я дергаю трубку.

Сейчас Мэйсон

Мэйсон вошел в диспетчерскую, где сержант Горд Филдинг и констебль Элиза Джейн, детектив с профильным психологическим образованием, наблюдали за его интервью с Деборой Стронг. Филдинг привез с собой Элизу из штаб-квартиры Северного округа RMCP в Принс-Джордже, чтобы она помогла «расколоть» Дебору.

– Каково ваше мнение? – спросил Мэйсон и положил на стол свой блокнот. Он проверил время, испытывая некоторое волнение и надеясь, что сделал все правильно.

– Она замкнута в себе, – сказал Филдинг. – Определенно она что-то скрывает.

– Согласна, – присоединилась Джейн. – Возможно, Дебора Стронг является жертвой, но при этом еще и соучастницей, либо она лжет по какой-то иной причине.

– В состоянии Стеллы Дагер произошли какие-либо изменения, пока я находился там? – спросил Мэйсон.