Когда я раскладываю еду по тарелкам, мой сотовый жужжит на стойке с сообщением.
Раф:
Господи, для такого обаятельного собеседника в личной беседе он явно туповат в сообщениях. Но я решаю не отправлять нахальный ответ, потому что он заперся в кабинете на последний час, и я просто счастлива, что он закончил работу. Я беру тарелки и ковыляю через яхту, стараясь сохранить равновесие, пока шторм раскачивает её.
Когда я пинком распахиваю дверь на палубу, мое сердце замирает от увиденного. За тонкой завесой пара и перед яростным штормом Раф растянулся в джакузи, являясь олицетворением татуировок и мышц. Размах его рук до абсурда огромен. Они вытянуты вдоль края, и на расстоянии вытянутой руки от него стоит стакан с водкой. Я смотрю на него, потом на сигару, зажатую между зубами.
— Что мы празднуем?
— Мои потери в четыре миллиона долларов на лошадиных скачках.
— Это моя вина?
— Конечно, — он опускает взгляд на подол толстовки. Под ней ничего нет, кроме стринг и следов от его ремня на моей заднице. — Залезай.
Дождь барабанит по навесу над нашими головами. Ветер со свистом проносится мимо широких плеч Рафа и хлещет меня по коже.
— Здесь холодно!
Ухмыляясь, он медленно затягивается сигарой, огонек на конце светится красным, как предупреждающий знак.
— Я тебя согрею.
С дрожью, совершенно не связанной с тем, что я почти голая в декабрьскую грозу, я ставлю наш ужин на барную стойку, снимаю толстовку и стринги. Свист Рафа беззаботен, но недобрые намерения клубятся в его глазах, как медленно бурлящая лава.
Под тяжестью его раскаленного внимания я вхожу в джакузи. Тепло, подобно объятию, успокаивает боль между бедрами и синяки на коже.
Пытаясь сохранить спокойствие, я устраиваюсь на скамейке напротив него и опускаюсь так, что все ниже плеч погружается в воду.
— Если тебя это утешит, ты не
Он тихонько смеется.
— Да, но ты настолько плоха, что я удивлен, как тебе разрешили иметь водительские права в реальной жизни.
Я хмурюсь.
— Воинственные высказывания для человека, который владеет казино, но не может понять элементарных правил игры в
Сдерживая улыбку, он опускает взгляд на мои ключицы.
— Я не концентрируюсь на правилах, Куинни. Иди сюда.
Напряженно выдохнув, я подплываю к нему и останавливаюсь, когда мои колени соприкасаются с его. От его тела поднимается пар, как будто я открыла дверь в сауну. Я сопротивляюсь желанию провести руками по его мокрой груди и погрузить их под воду, чтобы посмотреть, найдут ли мои пальцы плавки или нет. Вместо этого я забираюсь к нему на колени и нахожу ответ между своих бедер.
Когда я издаю сдавленный вздох, он с интересом наблюдает за мной поверх сигары. Он медленно затягивается, затем наклоняет голову, чтобы выпустить дым над моей головой.
— Дай мне попробовать.
Прежде чем он успевает запротестовать, я забираю сигару и кладу ее в рот. Я делаю затяжку, как если бы курила сигарету, и сразу же начинаю задыхаться от сухого дыма, заполняющего горло.
Большие руки ласкают мою спину, и его грудь вибрирует напротив моей.
— Не подавись, — говорит он.
Открыв глаза, я встречаю тот же полный юмора взгляд, что и в первый раз, когда он сказал мне это в баре, после того, как я выпила стопку виски за сто долларов. Сейчас кажется, что это было целую вечность назад, и если бы мне сказали тогда, что я буду сидеть на преогромной яхте моей
— Вот, — мягко говорит он, поворачивая меня боком, так что я оказываюсь на сгибе его руки. Одна тяжело лежит на моем бедре, а другая просовывает сигару обратно между моих губ. из-за него я чувствую себя такой
На этот раз мой кашель не такой сильный, но его смех все еще грохочет у моего плеча. Я тянусь к его водке, чтобы смыть табачный привкус.
— Все равно отвратительно.
— Мм, — говорит он, проводя рукой по моему бедру и животу. — С виски вкуснее.
Я смотрю на стакан в моей руке, испытывая внезапный прилив нервной энергии.
— Черт, все еще пьешь водку? — мои глаза поднимаются к его. — Ты, должно быть, действительно хочешь поцеловать меня.
Проходят жаркие, тяжелые секунды. Мое сердце замирает, когда он переводит взгляд на мои губы, но этот взгляд исчезает так же быстро, как и появился. Он кладет сигару в пепельницу, переключает внимание на тарелки сбоку и меняет тему.
— А это что такое?
Я окидываю наш ужин небрежным взглядом.
— Похлебка.
Он ухмыляется.
— Пожалуйста, скажи мне, что ты не пыталась приготовить лазанью для чистокровного итальянца?
Но я почти не слушаю. Мои мысли все еще застряли на идее поцелуя с ним, и внезапно я не могу сосредоточиться ни на чем другом.