Из шатра выглянул мальчишка лет восьми и тут же пропал. Спустя пару секунд вышли две молодые женщины в просторных, скрывающих фигуры, сарафанах. Одна — смуглая азиатка с детским личиком и миндалевидными глазами. Другая — блондинка-европейка со светлыми, почти незаметными, бровями. Обе без признаков макияжа и без татух. Женщины глянули на нас исподлобья и дружно опустили глаза. Пацан выглядывал между ними, но не высовывался.
— Это твои наложницы, — сообщил Викентий, хотя я и так это понял.
Я перехватил взгляд азиатки, брошенный на кривой клинок Гришана, заткнутый за мой пояс. Викентий сказал что-то женщинам очень быстро на южном наречии. Что-то вроде: “Григорий закричинился, латере с йиим буде новий пано”.
Закричинился — это закручинился? Здесь так говорят, когда человек выбивает кинжалом себе мозг через глазницу?
Неважно. Главное, записывать на нейрочип все новые слова. Смысл разберем позже.
Если Викентий и поведал наложницам о смене хозяина, то реакция была более чем сдержанной. У азиатки дрогнули брови, а блондинка чуть вытянула губы — и только.
— Пано! — хором, словно тренировались до этого, сказали они, обращаясь явно ко мне.
Я моргнул. В первый миг почудилось, что они назвали меня по фамилии — Панов. Но это было невозможно. Скорее всего слово значило “господин”.
А потом азиатка добавила, повернувшись к Викентию, но не поднимая глаз:
— Могу ас логос задавать?
— Задай, Азалия, — разрешил Викентий, добродушно глядя на нее с высоты своих двух метров.
— Ас мыслию, счо Григорий в ведовской ратьбе пал?
Я перевел взгляд с Азалии на блондинку и успел заметить, как она с интересом смотрит на меня. Поняв, что поймана с поличным, она снова опустила глазки, а уголок губ подняла. Она со мной уже кокетничает!
— Пал, — подтвердил Викентий без малейшей грусти. — Се была ратьба знатная и честная. Ви с Франсуа сами зрили. Допреж у йии Григорий был, латере — се новый ведун.
“Латере” — это “позже”, отметил я про себя, записывая лексику на СКН. От английского “later”, поди, происходит. Тут англицизмов видимо-невидимо. А “ви” — это вовсе не “вы”, как может показаться, а “we” — мы.
— Олесь, — представился я.
Мои новые наложницы синхронно поклонились. Хором повторили:
— Пано!
Я оглянулся на Киру — она поила лошадей у корыта с водой. На нас не смотрела, но что-то подсказывало, что за миг до того, как я обернулся, она прямо-таки сверлила нас взглядом. Хотя, возможно, это мои фантазии.
— Азалия, — назвалась азиатка. Это я уже знал.
— Катерина, — пролепетала блонди.
Няшками-милашками они притворялись профессионально. Я это чуял почти что без магии, и мне нравилось.
Наложницы снова заговорили хором:
— Благожелаем ви пану Олесю процветания и мощи ведовской и счоб с виим дюже полезно живился.
Тут я не совсем врубился и вопросительно глянул на Викентия. Тот пояснил:
— Так им положено говорить, наложницам-то. Желают тебе процветания, силы ведовской и чтобы с ними хорошо обращался.
— Я и не собирался их обижать! Гришан с ними плохо обращался, что ли?
Азалия и Катерина заметно вздрогнули при звуки имени Гришана. Или мастерски притворились, что испугались.
— Гришан когда не в духе был, громил все и всех подряд, — неохотно протянул Викентий.
Я откашлялся и обратился к наложницам, задействовав СКН с записанной лексикой:
— Ас с йиим жититься стану дюже полезно.
(“Я с вами обращаться буду очень хорошо”.)
Девушки заулыбались, но улыбки были немного дежурными, как у вышколенных официанток или администраторов гостиниц на ресепшене. Возможно, их тяжелый опыт подсказывал, что верить мужикам-Отщепенцам не стоит. Мне сразу захотелось доказать обратное, хотя я и не планировал задерживаться.
Викентий прервал поток моих размышлений:
— Сильно не балуй, не то на голову сядут. Если под бабские чары попадешь, ты больше не ведун. Ведун сам чары на всех насылает, а не под чарами живет. Потому у нас Отщепенец с Отщепенкой семьи не строит, как среди других племен. На сене помиловаться — это одно дело. А чтоб семья… Нет. А с наложницами или наложниками дело другое. Они как лошади — любим их, но и упряжь не снимаем, не то задуреют. Понял, бро?
— Понял, — машинально сказал я, пораженный внезапной лекцией по психологии рабовладения.
“А если я вот сейчас послушаюсь тебя, Викентий, то тогда я тоже не ведун?” — вертелось на языке, но я сдержался. Бро дает добрый совет другому бро, тут послушать не впадлу.
Я снова обернулся на Киру. Огнепоклонница закончила возиться с лошадьми и смотрела, поднеся ладонь козырьком ко лбу, вдаль, на речной простор, где качались лодки рыбаков.
— Со мной еще… моя спутница, Кира.
Девки ее срисовали, еще когда я оглядывался в первый раз. Никаких эмоций не показали, но я уловил неприязнь. Блин, мне теперь в этом балагане жить? Надо в срочном порядке избавляться от непрошенного сераля.
— Твоя наложница Кира будет жить в другой хате, — встрял Викентий. — Вместе с Азалией и Катериной.