Хозяйка была облачена в длинный белый халат и тюрбан того же цвета, закрученный в несколько слоев вокруг ее маленькой головы. Для киргизской женщины она выглядела, пожалуй, слишком привлекательной и явно стоила той сотни овец, какую господин ее и хозяин выплатил за нее. Она искренне радовалась его приезду, а двое краснолицых малышей сидели на коленях отца, играя с его бородой и усами. Я же испытывал наибольшее внимание со стороны низкорослого горбатого мужичка, являвшегося шурином моему проводнику и уже осведомленного о моем намерении приобрести лошадь. Вцепившись в подушку, на которой восседал его престарелый родственник (видимо, дедушка), он выдернул ее из-под пожилого джентльмена, подложил под мою спину, дружески потрепал меня по плечу и сказал, что знает о моем желании. Что ж, у него имелась прекраснейшая лошадка, способная удивить весь аул своими невероятными качествами. Вот пойдем посмотрим на нее – и я сам все пойму. Да, да! Мне тут же все станет ясно!
И, наливая мне чай, он от всей души швырнул в стакан целых четыре куска сахара, от каковой экстравагантности остальные домочадцы просто онемели. Я же в самой незаинтересованной манере повторил, что лошадь его несомненно прекрасна, однако в Петро-Александровске тоже есть замечательные животные. И если мы поедем в этот форт, я с большой вероятностью куплю там себе одно такое; но вот ежели мы отправимся не туда, а в Хиву, тогда я, пожалуй, приобрету лошадь у него и расплачусь за нее в ханской столице. Назар детально перевел мою речь, и в семействе разгорелся оживленный спор, поскольку проводник высказывал явное несогласие, а его шурин и все остальные родственники с большой охотой пытались его переубедить. Он ведь уже съехал с дороги в Петро-Александровск – ну так его теперь в любом случае, скорее всего, накажут. Почему бы тогда не поехать в Хиву? А Назар даже предложил вообще не заезжать в русский форт, продолжив путешествие прямиком в Бухару. Тут я поинтересовался, нельзя ли раздобыть верблюдов до этого города. Что оказалось весьма кстати сказано, так как у другого родственника моего проводника нашлись готовые для найма верблюды. Воодушевленный перспективой сдачи в аренду своих животных, он блеснул всем своим красноречием, чтобы убедить моего подручного направиться в Бухару. Такого давления домочадцев мой проводник оказался выдержать не в силах. Поворотившись к Назару, он согласился поехать с нами в Бухару, где мы сможем нанять свежих верблюдов и вернуться в Казалинск через Самарканд и Ташкент, вовсе не заезжая, таким образом, в Петро-Александровск.
Тем временем мой верный помощник стал нашептывать мне на ухо:
– Сегодня будет большой пир. Шурин нашего проводника хочет одну лошадь свою забить, та охромела или еще что. Скушаем ее сегодня.
Чуть позже над огнем установили треногу и подвесили на нее огромный казан. На угли подбросили кучу валежника, и густой дым наполнил кибитку. Супруга проводника, взявшаяся готовить, стала бросать в котел крупные куски лошади, которой сегодня так сильно не повезло. Хозяин и остальные домочадцы наблюдали за этой процедурой с величайшим интересом.
– А еще что-нибудь будет, кроме мяса? – поинтересовался я.
– Нет, – удивленно ответил мой татарин. – Чего вам еще надо? Мы, конечно, можем зараз две овцы съесть, но чтобы коня – это извините. На завтрак наверняка еще останется, хвала Всевышнему за Его щедрость!
И малый мой широко ухмыльнулся, облизав губы в предвкушении праздника.
На красных лицах киргизов, нетерпеливо ждущих начала банкета, дрожали зловещие блики, отбрасываемые неверным огоньком горевшего в чашке с какой-то жирной субстанцией фитиля.
Темный дым спиралью поднимался над этой примитивной лампой и смешивался с густыми серыми клубами, источаемыми горевшей вязанкой дров. Время от времени какой-нибудь новый родственник приподнимал тяжелую ткань, служившую дверью, и входил в жилище. Внезапный сквозняк в такие моменты разгонял густой дым, унося его наружу через дверной проем и открывая на мгновение кусочек небесного свода, усеянного мириадами подобных драгоценным каменьям звезд, в то время как величественная королева ночи, напоминавшая шар из чистого серебра, заливала своим мертвенным светом дорожку на полу, которая возникала из-за приподнятого ковра.
Хозяйка кибитки одной рукой качала новорожденного младенца, а другой помешивала рис, варившийся в отдельном котелке. Проводник с Назаром у порога омывали в снегу руки и ноги. Шурин в сотый раз информировал меня о том, что его лошадь, это не просто лошадь, и что все остальные представители ее рода по сравнению с ней – жалкие мулы. Остановился он, только когда хозяйка объявила о готовности мяса и начале пира.