Поезд убийц

Он думает о детях, которых когда-то встретил, выполняя одно из своих заданий. Им нравились насекомые, и они собирали обменные карточки с их изображениями. Наверное, сейчас эти дети уже учатся в средней школе. Время летит так быстро… Лишь он один неподвижен, как будто выхвачен из мчащегося бурлящего потока; может быть, просто зацепился за горный утес, возвышающийся над поверхностью воды… Какова бы ни была причина, он никак не может двинуться вперед, всегда оставаясь в одной и той же точке, и воды времени обгоняют его.

– Одуванчик и божья коровка? Это какой-то секретный код? Какое место он обозначает?

– Нет, это не секретный код. Я правда стою рядом с одуванчиком и божьей коровкой. Перед больницей, куда ты сказал мне приехать. Вижу главный вход. Где ты сейчас? – спрашивает он.

Асагао чувствует неожиданный безотчетный порыв: его рука протягивается к одуванчику и срывает его желтую головку. Он ощущает пальцами приятный упругий хлопок.

– Я рядом с палатами. Мой старший друг попросил меня зайти в одну из палат, я это сделал – и как раз вовремя, потому что пришел человек в белом халате.

– Тебе было сказано ждать человека в белом халате?

– Нет, – отвечает посредник. – Мой друг просто попросил меня пойти в палату к его внуку и проверить состояние мальчика. Но в тот самый момент, когда я туда пришел, заметил идущего туда мужчину в белом халате. Я спрятался под кроватью. Это было очень непросто из-за всех этих шлангов, проводов и штепселей, которые там перепутаны, и, ты сам понимаешь, мое тело такое, какое оно есть, но мне все же удалось спрятаться вовремя. Затем пришел человек в белом халате и начал нажимать кнопки на медицинских аппаратах.

– Нет ничего необычного в том, что человек в белом халате производил манипуляции с медицинским оборудованием. Почему ты его заподозрил?

– Из-под кровати я видел его ботинки. Они были грязными. Буквально измазанными в грязи. Мне показалось странным, что медицинский работник может носить такую обувь.

– Тебе нужно оставить работу посредника и заняться частным сыском. Ты как Шерлок Холмс.

– В общем, я выпрыгнул из-под кровати и спросил его, чем он тут занимается.

– Ты – выпрыгнул из-под кровати? С твоим-то весом?

– Ну, это просто такое выражение. Ну хорошо, извиваясь и кряхтя, я с трудом выкарабкался из-под кровати. В общем, в конце концов мне это удалось.

– Должно быть, он удивился.

– Он так удивился, что бросился бежать. Промчался по коридору и запрыгнул в лифт.

– Это подозрительно. И где ты сейчас? – У Асагао появляется ощущение, что он уже несколько раз об этом спрашивал.

– Я все еще жду лифт. Эти больничные лифты удивительно медленные.

– Ясно. – Асагао оборачивается и опускает глаза, чтобы посмотреть на божью коровку. Она добралась до верхушки стебля.

Естественно, божья коровка понятия не имеет о том, что меньше минуты назад здесь был маленький желтый цветок. Она ждет удобного момента, чтобы взлететь.

По-японски она называется «тэнто: муси» – жучок, ползущий по небесному пути[78], а в английском языке его называют ladybug или ladybird, и иногда, довольно редко, – ladybeetle[79]. Однажды кто-то сказал ему, что lady – «дева» – в названии насекомого означает имя Девы Марии. Асагао не может вспомнить, от кого и когда это слышал. В одном воспоминании кто-то шепчет эти слова в его ухо, и еще есть воспоминание о том, как он читает об этом в книжке с картинками, сидя в библиотеке. Еще одно воспоминание – его учитель, пишущий это на доске, когда Асагао был совсем молод, а другое – ему рассказывает об этом один из его недавних клиентов. Все эти картины одинаково яркие – и одинаково туманные, и он никак не может выбрать из них настоящую. Все воспоминания Асагао похожи на это.

Божья коровка уносит на небо семь скорбей Девы Марии. Вот почему ее называют ladybeetle – божья коровка.

Асагао не знает, что такое семь скорбей. Но когда он думает об этом маленьком существе, взваливающем всю печаль этого мира на свои семь точек – черных, окруженных ярко-красным цветом его спинки, – затем взбирающемся на самую верхушку цветка или край зеленого листа, прежде чем взлететь, – у него теплеет на сердце, и он думает об отваге и мужественности этого насекомого. Божья коровка забирается так высоко, как только может, затем останавливается, готовясь к полету. Спустя мгновение, достаточное для вдоха, ее красные надкрылья широко раскрываются, разворачиваются прозрачные крылышки, и она летит. Ему хочется представить, как всякий, кто видит это, чувствует облегчение своей печали – хотя бы на самую крохотную толику, не больше пятнышка на спине у божьей коровки.

«Полная противоположность моей работе, – отмечает про себя Асагао. – Каждый раз, когда я кого-нибудь толкаю, тучи печали над миром сгущаются».

– Послушай, Асагао, – продолжает говорить посредник. – Человек в белом халате должен с минуты на минуту покинуть здание. Мне нужно, чтобы ты им занялся. Я только спускаюсь, но не уверен, что смогу успеть вовремя.