Поэмы и стихотворения

Копыта у него закруглены, связки тонкія, щетки длинныя и косматыя, грудь широкая, глаза выпуклые, голова маленькая съ открытыми ноздрями, высокая чолка, короткія уши, крпкія ноги, необыкновенно короткія, тонкая грива, густой хвостъ, широкій крупъ, нжная кожа. Чего не требовалось-бы отъ коня, все у него было, за исключеніемъ такого-же гордаго всадника на такомъ гордомъ скакун.

LI.

Онъ мчится вдаль и смотритъ оттуда; потомъ кидается вновь, несясь, какъ перо, и предлагая втру игру въ перегонку, и никто не угадываетъ, куда онъ побжитъ, полетитъ; втеръ свищетъ сквозь его гриву и хвостъ, раздувая волосы, которые развваются подобно перистымъ крыльямъ.

LII.

Онъ смотритъ на свою возлюбленную и ржетъ около нея; она отвчаетъ ему, какъ будто угадывая его мысли; гордясь, какъ весь ея полъ, его ухаживаніемъ, она выражаетъ ему наружно свое нерасположеніе, кажется неласковой, отвергаетъ его любовь, издвается надъ его пыломъ, отталкиваетъ его нжныя объятія своими копытами.

LIII.

Тогда, подобно грустному неудачнику, онъ опускаетъ хвостъ, и тотъ, какъ ниспадающее перо, осняетъ прохладой его разгоряченный крупъ; бьетъ ногой, проглатываетъ бдныхъ мухъ въ своей досад. Его возлюбленная, видя его ярость, становится добре и его бшенство стихаетъ.

LIV.

Разсерженный хозяинъ подходитъ, чтобы взять его, но кобылица, еще незнакомая съ сдломъ, пугается, боится быть пойманной и быстро мчится прочь; конь за нею, оставляя Адониса на мст. Какъ обезумвъ, они скрываются въ чащ, обгоняя воронъ, желавшихъ пролетть раньше ихъ.

LV.

Запыхавшись отъ погони, Адонисъ садится, кляня своенравное, непокорное животное, но этотъ случай благопріятенъ тому, что жаждущая любви любовь можетъ снова молить. Любовники говорятъ, что любовь страдаетъ втройн, если лишена помощи языка.

LVI.

Печь, которую заткнутъ, рка, которую запрудятъ, раскаляется сильне и вздымается бурливе; такъ и съ скрытымъ горемъ: свободный истокъ словъ утишаетъ любовный пламень, но когда адвокатъ сердца нмъ, тогда кліентъ падаетъ духомъ, отчаяваясь въ успх тяжбы.

LVII.

Видя ея приближеніе, онъ начинаетъ краснть (такъ потухавшій уголь оживляется отъ втра), закрываетъ шапкой свое гнвное лицо и потупляется съ досадой къ темной земл, какъ бы не обращая вниманія на то, что она уже близко, но искоса поглядываетъ на нее.

LVIII.

О что это былъ за видъ, стоило его посмотрть, когда она подкрадывалась къ упрямому юнош! Какъ боролись краски на ея лиц, когда одолвала, то блая, то розовая! Щеки ея были порою блдны, порою вдругъ вспыхивали огнемъ, подобно молніи въ небесахъ.

LIX.

Наконецъ, она передъ сидящимъ и опускается на колни, какъ униженный любовникъ; одною прекрасною рукою она поднимаетъ его шапку, другою, нжною, касается его прелестной ланиты, на которой, еще нжнйшей, оставляетъ свой слдъ; такъ вновь выпавшій снгъ принимаетъ всякій отпечатокъ.

LX.

О, что за битва взглядами происходитъ тогда между ними! Ея глаза, молящіе, обращаютъ просьбу къ его глазамъ; смотритъ, какъ будто видитъ ихъ впервые; ея глаза продолжаютъ ласкать, его взоръ отталкиваетъ эту ласку, и вся эта нмая игра поясняется, какъ хоромъ, слезами, текущими ручьемъ изъ ея глазъ.

LXI.

Крайне нжно беретъ она его за руку: это лилія, заключенная въ снжную темницу, слоновая кость въ алебастровой оправ; столь блый другъ обхватываетъ столь благо недруга! Изящная борьба между настойчивостью и отпоромъ, точно ссора двухъ серебристыхъ голубковъ.

LXII.

Снова начало такъ орудіе ея мыслей: "о, красивйшій изъ ходящихъ по этому бренному шару, если-бы ты былъ мною, а я мужчиной, и мое сердце здоровымъ, какъ твое, а твое уязвленнымъ; я пожертвовала-бы теб въ помощь одинъ нжный взглядъ, хотя вылечить тебя могъ-бы только ядъ моихъ тлесъ".

LXIII.

"Отпусти мою руку, сказалъ онъ, зачмъ ты ее жмешь"? "Отдай мн мое сердце, возразила она", и тогда получишь ее. О, оставь ее мн, пока не закалило и ее твое жестокое сердце; когда она закалится, на ней не оттиснутся уже нжные вздохи, тогда и я не буду внимать глубокимъ стонамъ любви, потому что сердце Адониса окаменитъ сердце и мн.

LXIV.

"Стыдись! воскликнулъ онъ. Оставь это и пусти меня. Моя дневная забава пропала, мой конь убжалъ, и я лишенъ его по твоей вин; я снова прошу тебя, дай мн остаться здсь одному; все мое дло теперь, моя мысль, моя забота, только о томъ, чтобы достать моего коня отъ этой кобылицы".

LXV.

Она возражаетъ на это: "Твой конь, какъ и слдуетъ, привтствуетъ горячую близость нжнаго вожделнія; любовь, какъ уголь, должна быть охлаждена, иначе, предоставленная себ, она испепелитъ сердце. У моря есть предлы, нтъ ихъ у страстнаго желанія; вотъ почему ушелъ твой конь.

LXVI.

"Подобно кляч, стоялъ онъ на привязи у дерева, рабски покорный кожаному поводу; но лишь только увидлъ возлюбленную, какъ прекрасный даръ ему въ юности, онъ презрлъ столь слабыя узы, сбросилъ унизительное удило со склоненной гривы, освободилъ свою морду, спину и грудъ.

LXVII.