Поджигатели. Ночь длинных ножей

В ту же минуту Отто увидел и самого Геринга. Он сидел за непомерно большим, как и все в этом кабинете, письменным столом, между двумя высокими канделябрами, в которых так же, как на стенах, горели свечи.

От многочисленных свечей в комнате с плотно задернутыми шторами было душно. Геринг сидел в распахнутом мундире. Под расстегнутой сорочкой виднелась жирная, розовая, лишенная растительности, как у женщины, грудь.

Отто подошел к столу. Каблуки его стукнули друг о друга, руки легли по швам.

– Майор Шверер? Ваша служба у штаб-шефа Рема окончена?

– Так точно, экселенц!

Геринг быстро переглянулся с Далюге и спросил Отто:

– Почему?

Колебание Отто длилось не более десятой доли секунды, он решил ставить ва-банк.

– Мертвецам адъютанты не нужны, экселенц!

– Почему вы думаете, что он… – Не договорив, Геринг уставился на Отто.

– Даже если это и не так, то у врага фюрера и вашего я служить не буду, экселенц!

Подумав, Геринг сказал:

– Послезавтра вы явитесь к генерал-полковнику Гауссу. Ему нужен адъютант, которому он мог бы доверять. Нам тоже нужен именно такой человек, от которого у него не было бы секретов. Вас он знает с детства. Он должен вас полюбить… Вы все поняли?

– Так точно, экселенц!

Прежде всего Отто понял, что дешево отделался. По-видимому, хваленое всезнайство гестапо на этот раз оказалось не на высоте: эти господа не подозревают, кто убил Кроне…

Да, черт возьми, он, Отто, начинает приобретать настоящую цену не только в собственных глазах! Пешек в этот кабинет, наверное, не приглашают. Послезавтра он адъютант Гаусса? Ну что же…

– Это послезавтра, – словно прочитав его мысли, сказал Геринг. – А сейчас вы мне еще понадобитесь в качестве адъютанта штаб-шефа. Вот, – толстым пальцем он ткнул в сторону бригадефюрера со шрамом на щеке, – вы поступаете в распоряжение этого господина. Если он доложит мне, что вы оказались на высоте, можете на меня рассчитывать. Если нет, – звание адъютанта Рема остается за вами навеки. Ясно?

Геринг, не поднимаясь из-за стола, небрежно приподнял руку.

Следом за Отто вышел и бригадефюрер со шрамом.

Они сели в автомобиль. На этот раз шторы в нем не были опущены и Отто мог видеть, что делается на улицах.

По дороге гестаповец спросил:

– Вы знаете Шлейхера?

– О да!

– Вам приходилось бывать у него с Ремом?

– Да.

– Так что, он вас знает в лицо?

– Да.

– Очень хорошо… Нужно добиться свидания с ним.

– Можно предупредить его по телефону.

– Наш визит должен быть неожиданным.

Бригадефюрер крикнул шоферу:

– Остановитесь у моей квартиры!

Он вернулся через несколько минут, и Отто увидел на нем вместо формы гестапо мундир рейхсвера. Бригадефюрер назвал шоферу знакомый Отто адрес Шлейхера в Нойбабельсберге.

Отто окинул взглядом свой измятый мундир с полуоторванным рукавом.

– В таком виде невозможно явиться к генералу, – сказал он.

– Что же вы молчали? – с досадой воскликнул бригадефюрер. – У меня можно было переодеться!

Отто назвал шоферу адрес Сюзанн. У нее в шкафу всегда висело несколько его штатских и военных костюмов.

28

Несмотря на то что время близилось к рассвету, в окнах берлинского бюро английской газеты «Ежедневный курьер» еще горел свет.

В одной из комнат, уронив голову на руки, за конторкой спал секретарь бюро.

В другой комнате, кабинете Роу, стучала машинка. Роу работал, не обращая внимания на Паркера. Американец сидел неподвижно, откинувшись на спинку кресла и сложив кисти больших, таких же красных, как его лицо, рук на набалдашнике трости. Глаза его были полузакрыты, к губе прилип окурок потухшей сигареты. Трудно было понять, спит он или с невозмутимым спокойствием ждет, пока Роу обратит на него внимание. Тут он фигурировал уже в качестве пишущего инженера, «почти журналиста» Чарльза Друммонда.

Роу сидел за машинкой без пиджака, с развязанным галстуком. Он торопливо достукивал корреспонденцию, которую предстояло передать по телефону в Лондон. Прошли блаженные времена Веймарской республики, когда передача любого известия в любой пункт мира была только делом расторопности журналиста. Теперь немецкий цензор хотел знать не только то, что было изображено на бумаге буквами, но и то, что можно было «подразумевать» под текстом любой телеграммы. Приходилось ломать себе голову, чтобы шифр каждой передачи в Лондоне имел вид невинной корреспондентской телеграммы. А события назревали такие, что каждая минута была на счету. Только что пришло зашифрованное сообщение о том, что в рейнском замке Шрейбера закончилось секретное совещание рурских промышленников с Гитлером. Результаты совещания, вероятно, никогда не станут предметом гласности, но и то, что Роу знал, требовало немедленной передачи в Лондон. Тут уже нельзя было воспользоваться обычным путем пересылки секретной корреспонденции через парижскую редакцию «Салона». События развивались молниеносно. Необходимо было действовать, не задерживаясь ни на секунду.

По сведениям, которыми располагал Роу, самолет Гитлера прямо из Кельна должен был лететь в Мюнхен. Туда он мог прибыть только под утро тридцатого. А на тридцатое назначена «большая чистка». Роу нужно было спешить.

Машинка стучала.