И вновь история повторялась! Двери усадьбы как ни в чем не бывало открывал услужливый Евсеич! То есть один из клонов.
— Не беспокойтесь, Никита, — сказал князь, явно предвидя растерянность, а заодно и священную ярость Кита. — Все уже прояснилось. Евсеичи покаялись. Мы их простили. Это жандармы их еще месяц назад запугали. Вернее не их поначалу, а их младшую сестру, которая проживает со своей семьей в Москве и работает на ткацкой фабрике. Пригрозили, что отправят всех на каторгу, как изменников и «пособников немчуры», а детей — в приют. Обязали ее отправиться сюда. Для виду — в гости к братьям, которых она давно не видела и по которым ужасно соскучилась, а на деле — прочистить близнецам-братьям мозги и передать послание начальника жандармерии с приказом тайно сдать вас в его руки. Пришлось выручать все семейство их сестры, как и вас. Так что денек выдался хлопотливый, и на нашем боевом ковчеге народу прибыло.
Пока князь красиво говорил на ходу, Евсеич с робким видом стоял в дверях, в свою очередь, растерянно и испуганно глядя на Кита и даже как будто не замечая невероятной ноши в его руках. И вдруг он, Евсеич, бросился по парадной лестнице вниз и… бухнулся перед Китом и княжной на колени!
— Простите нас грешных, Никита Андреевич! — прямо-таки старинно возопил он за себя и брата-близнеца, который отсутствовал по неизвестной причине.
Кит облился потом от стыда и неловкости, хотя, как серьезному путешественнику во времени, ему пора было привыкнуть к этим крепостным пережиткам.
— Бог простит, боцман, а мы давно простили, — сокрушенно ответил за Никиту князь и стал поднимать-тащить «боцмана» с земли. — Когда ж ты, наконец, оставишь эти холопские замашки?! Так мы никогда никаких врагов не осилим.
— Клянусь, батюшка Георгий Януариевич! Клянусь, ваше сиятельство! — приговаривал, тяжело поднимаясь, Евсеич. — Нынче же оставлю.
— Прими-ка лучше у Никиты Андреевича сию драгоценную ношу, — довольно властно попросил князь Евсеича. — И поосторожней. Она слегка повреждена. И Настю живо зови. Я сейчас подойду и окажу необходимую помощь.
Кит стоял, как столб, и молчал.
Княжна пошевелилась в его руках, подавая новые признаки жизни.
— Да-да, Никита. Отдай меня. Теперь уже можно, — очень даже ласково попросила она. — Спасибо тебе. Я у тебя так хорошо пригрелась.
Кит как стоял, так и стоял. Евсеич сам осторожно вынул княжну из его окаменевших рук.
Пока происходила передача из рук в руки ценного груза, князь со странно-недоуменной улыбкой смотрел на Кита. Потом он, как и Кит, проводил глазами Евсеича, уносившего княжну в дом. Та уже в дверях махнула из-за Евсеича рукой. Тогда князь снова обратил свой гордый княжеский взор на Кита.
— Так вы уже с Лизой на «ты»… — заметил он, как ни странно, без ехидства и подколок, а напротив, будто с завистью и восхищением.
И вдруг совершенно изменился. Даже цветом лица. Как будто порозовел и ожил князь. И взгляд его стал теплым и дружеским.
— Жорж, — вдруг сказал он и протянул Киту руку.
Кит не понял и только похлопал глазами.
— Думаю, нам тоже пора перейти на «ты», — сказал князь. — Отныне зови меня просто Жоржем. Так меня отец звал… вернее, зовет.
И князь вдруг, не дождавшись рукопожатия, убрал руку, стянул с нее перчатку, снова протянул и сказал:
— Прошу извинить меня…
Кит, наконец, понял… и сразу простил князя. И облегченно вздохнул.
— Кит, — сказал он и пожал мягкую и теплую княжескую руку.
Но все-таки пожал с невольной осторожностью — князь как-никак, живой, настоящий князь!
— Если позволишь, я предпочту звать тебя по имени, — чуть прищурился князь. — А твое прозвище, как особую привилегию, оставлю сестре. Ты её спас. Я благодарю тебя, Никита, мы все перед тобой в вечном долгу.
Кит чувствовал, что стоит весь холодный и тяжелый, а уши начинают гореть.
— А нас сейчас не атакуют? Не разбомбят? — нарочно отвлекся он на более важную тему и посмотрел вниз, в сторону поля.
Сквозь деревья плохо было видно. Но ясно было, что никакой армии, идущей на приступ усадьбы с боевым кличем, в ближайшее время не ожидается. Стрельбы слышно не было: судя по всему, Александр Македонский уже растратил все патроны…
Только Кит об этом подумал, как послышался скач — и будущий завоеватель древнего мира появился на белом скакуне. Осилив подъем, он сразу перевел коня на шаг и, как ни в чем не бывало, проехал мимо князя и Никиты, только легко махнув рукой с револьвером и бросив какое-то слово. Сделав дело и разогнав врагов, он теперь держал путь к конюшне.
— Александр Филиппович сказал, что они отступили обратно в лес. Так я и думал. Сюда не сунутся, уверен, — успокоил князь и так не особо взволнованного Кита. — Хотя, полагаю, оцепление в ближайшие часы усилится… Да и нам пора выходить в боевой поход. Уж извини, Никита, но развеяться и отдохнуть тебе особо не придется. Как капитан, даю на личное время не больше часа. И потом за дело… Да, кстати! А где граммофон?!
Поздно хватился князь!