Читаем Подземные. Жив полностью

– Ну, похоже, Жив все равно у нас в добром здравии. А теперь не будете ли добры объяснить мне все еще разок? – И как тока тетка Гастонья так и сделала, он головой покачал, мол, да, ага, да, угу, да и грит: – Ну, неохота вмешиваться в ваши дела, люди, но, сдается мне, не так уж неправ я был, когда говорил, что не годится мальчишку сюда переселять, мэм, и точно так же – не думаю я, что ему стоит тут оставаться. – А сам на дядю Сима глядит, пока грит это, а дядя Сим ему:

– Да-с, и мне так не каэцца, мистер Отис, одни хлопоты с ним, как сюда поселился. – Тада мистер Отис подходит и с дедушкой Джелки здоровается, а дедушка Джелки грит:

– Уж как я рад опять ваш голос слышать, мистер Отис, – и тока сидит да щерится от уха до уха, птушта мистер Отис в гости зашел.

Потом мистер Отис грит:

– Сдается мне, долг у меня перед дедом этого мальчика – проследить, чтоб о нем хорошенько заботились, – и к братцу мойму поворачиват, а я так прикидваю, братец мой ему нравится не больше, чем всем остальным, птушто грит он эдак и головой качат: – И мне кажется, что и вы не будете способны об этом ребенке позаботиться. У вас на севере работа есть?

– Да-с, работа у меня есть, – братец мой грит да лицо попроще делат и сызнова шляпку себе подмышь сует, да тока мистер Отис, похоже, с ним не согласен – грит:

– Ну а это у вас единственная одежда, которая для путешествий? – и все давай глядеть на одежу братца маво, а тама не то чтоб шибко на что глядеть-то и было, и мистер Отис грит: – У вас тут, я вижу, только армейская тужурка, а на брюках сбоку дыры, да и сидят они на вас как-то криво, потому что штанины все распухли и лишь до лодыжек доходят, а потому я не понимаю, как вы снимать их будете, да и рубашка ваша красная давно не стирана, и солдатские ботинки уже все обтерхались, а на голове у вас берет вот этот, так как же вы рассчитываете, будто я поверю, что у вас есть работа, коли вы домой в таком виде заявляетесь?

– Так это, сэр, – братец мой грит, – это стиль теперь такой в НЬЮ-ЙОРКЕ, – да тока ничуть этот ответ мистеру Отису не понравился, и он грит:

– С бородкой и прочим подобным? Ну, я сам только что из города Нью-Йорка вернулся, и мне вовсе не стыдно признать, что ездил я туда первый раз в жизни, и мне отнюдь не кажется, что это место годится для жизни людей, будь они хоть белыми, хоть цветными. Я не вижу большого вреда в том, чтоб заботиться о вашем брате, если вы останетесь дома, поскольку дом вашего дедушки, в конце концов, по-прежнему стоит на месте, и работу вы можете найти и дома с тем же успехом, как и где угодно.

– Ну, сэр, – грит мой братец, – у меня в Нью-Йорке жена, – и мистер Отис тута ему быстро:

– А она работает? – и братец мой тута при этом как-то замялся и грит:

– Да, работает, – а мистер Отис ему:

– Ну так а кто будет тогда присматривать за этим ребенком днем? – и братец мой тута опять глазом покраснел, птушта больше ничё и придумать в ответ не могет. Ну, понимашь тута, я-то пальцы себе скрестил, птушта уж так доволен был, када мы с братцем к той двери намылились, а тута я опять намертво в доме этом застрял.

– Днем он будет ходить в школу, – братец мой грит да на мистера Отиса глядит этак изнеможно да удивленно от всех подобных разговоров, а мистер Отис – он тока улыбу давит да грит:

– Что ж, я не сомневаюсь в ваших намерениях, но кто будет присматривать за этим ребенком, когда он возвращается домой из школы при всем том уличном движении в НЬЮ-ЙОРКЕ? Кто поможет ему перейти улицу в этом хладносердом городе, кто убедится, что его не переехал грузовик и тому подобное? И еще – где этому мальчику там хоть каким-то свежим воздухом дышать? И заводить себе достойных друзей, кто не расхаживает с ножами и пистолетами в четырнадцать лет? Ничего подобного я у себя в детстве не видел. Не желаю я этому мальчику такой жизни и, уверен, дедушка его тоже б не пожелал в свои последние дни, а занялся я этим лишь потому, что у меня, как я чувствую, долг перед очень старым другом, кто учил меня рыбу удить, когда я росточком ему до коленки был. Что ж, – и поворачиват к тетке Гастонье, и сам весь такой вздыхат, – единственное должное, что мы тут можем сделать, – это поместить его в хороший дом, пока он не подрастет и сам за себя решать не сможет. – И вытаскиват из спинжака сваво фасонную книжечку, и с ручки фасонной колпачок сымат да пишет в ней так, что загляденье. – Первым делом с утра позвоню и распоряжусь, что необходимо, а мальчик меж тем может остаться здесь, – и к тетке Гастонье поворачиват, – потому что я уверен, мэм, вы проследите за тем, чтобы все соблюдалось в должном порядке. – Да, и мистер Отис при этом грит все так же фасонисто и все так же приятно.

Перейти на страницу:

Все книги серии От битника до Паланика

Неоновая библия
Неоновая библия

Жизнь, увиденная сквозь призму восприятия ребенка или подростка, – одна из любимейших тем американских писателей-южан, исхоженная ими, казалось бы, вдоль и поперек. Но никогда, пожалуй, эта жизнь еще не представала настолько удушливой и клаустрофобной, как в романе «Неоновая библия», написанном вундеркиндом американской литературы Джоном Кеннеди Тулом еще в 16 лет.Крошечный городишко, захлебывающийся во влажной жаре и болотных испарениях, – одна из тех провинциальных дыр, каким не было и нет счета на Глубоком Юге. Кажется, здесь разморилось и уснуло само Время. Медленно, неторопливо разгораются в этой сонной тишине жгучие опасные страсти, тлеют мелкие злобные конфликты. Кажется, ничего не происходит: провинциальный Юг умеет подолгу скрывать за респектабельностью беленых фасадов и освещенных пестрым неоном церковных витражей ревность и ненависть, извращенно-болезненные желания и горечь загубленных надежд, и глухую тоску искалеченных судеб. Но однажды кто-то, устав молчать, начинает действовать – и тогда события катятся, словно рухнувший с горы смертоносный камень…

Джон Кеннеди Тул

Современная русская и зарубежная проза
На затравку: моменты моей писательской жизни, после которых все изменилось
На затравку: моменты моей писательской жизни, после которых все изменилось

Чак Паланик. Суперпопулярный романист, составитель многих сборников, преподаватель курсов писательского мастерства… Успех его дебютного романа «Бойцовский клуб» был поистине фееричным, а последующие работы лишь закрепили в сознании читателя его статус ярчайшей звезды контркультурной прозы.В новом сборнике Паланик проводит нас за кулисы своей писательской жизни и делится искусством рассказывания историй. Смесь мемуаров и прозрений, «На затравку» демонстрирует секреты того, что делает авторский текст по-настоящему мощным. Это любовное послание Паланика всем рассказчикам и читателям мира, а также продавцам книг и всем тем, кто занят в этом бизнесе. Несомненно, на наших глазах рождается новая классика!В формате PDF A4 сохранён издательский дизайн.

Чак Паланик

Литературоведение

Похожие книги

Ада, или Отрада
Ада, или Отрада

«Ада, или Отрада» (1969) – вершинное достижение Владимира Набокова (1899–1977), самый большой и значительный из его романов, в котором отразился полувековой литературный и научный опыт двуязычного писателя. Написанный в форме семейной хроники, охватывающей полтора столетия и длинный ряд персонажей, он представляет собой, возможно, самую необычную историю любви из когда‑либо изложенных на каком‑либо языке. «Трагические разлуки, безрассудные свидания и упоительный финал на десятой декаде» космополитического существования двух главных героев, Вана и Ады, протекают на фоне эпохальных событий, происходящих на далекой Антитерре, постепенно обретающей земные черты, преломленные магическим кристаллом писателя.Роман публикуется в новом переводе, подготовленном Андреем Бабиковым, с комментариями переводчика.В формате PDF A4 сохранен издательский макет.

Владимир Владимирович Набоков

Классическая проза ХX века
Ада, или Радости страсти
Ада, или Радости страсти

Создававшийся в течение десяти лет и изданный в США в 1969 году роман Владимира Набокова «Ада, или Радости страсти» по выходе в свет снискал скандальную славу «эротического бестселлера» и удостоился полярных отзывов со стороны тогдашних литературных критиков; репутация одной из самых неоднозначных набоковских книг сопутствует ему и по сей день. Играя с повествовательными канонами сразу нескольких жанров (от семейной хроники толстовского типа до научно-фантастического романа), Набоков создал едва ли не самое сложное из своих произведений, ставшее квинтэссенцией его прежних тем и творческих приемов и рассчитанное на весьма искушенного в литературе, даже элитарного читателя. История ослепительной, всепоглощающей, запретной страсти, вспыхнувшей между главными героями, Адой и Ваном, в отрочестве и пронесенной через десятилетия тайных встреч, вынужденных разлук, измен и воссоединений, превращается под пером Набокова в многоплановое исследование возможностей сознания, свойств памяти и природы Времени.

Владимир Владимирович Набоков

Классическая проза ХX века