Подземные. Жив

Сомненья, стало быть, о том что, ну, Марду негритянка, естественно не только моя мать но и моя сестра с которыми мне может придется когда-нибудь жить вместе и ее муж южанин и все кого это касается, ужаснутся до смерти и не захотят иметь с нами ничего общего – типа это будет совершенно препятствовать возможности жить на Юге, как в том фолкнеровском поместье со столбами фасада в лунном свете «Старого Дедушки» что я так долго воображал себе и вот он я с Доктором Уитли выдвигаю ящик бюро и мы пьем за великие книги а снаружи паутина на соснах и старые мулы топают по мягким дорогам, что бы они сказали если б моя жена-помещица оказалась черной чероки, это бы резало мне жизнь напополам, и всякие такие разнообразные ужасные американские то есть как бы такие бело-амбициозные мысли или белые грезы. – Изобилие сомнений к тому ж и о самом ее теле, опять-таки, и неким потешным образом и впрямь успокаивает ее любовь так удивительно что даже сам я не мог в это поверить, я увидел это при свете одной игривой ночью поэтому я – идя по Филлмору она убедила меня чтоб мы признались во всем что скрывали эту первую неделю наших отношений, чтобы увидеть и понять и я выдал свое первое признание, с запинкой: «Я думал что увидел какую-то черную штуку которой раньше никогда не видал, болталась, типа это меня напугало» (смеясь) – слышать такое должно быть пронзило ей сердце, мне показалось я почувствовал в ней какой-то шок рядом со мною пока она шла я разглашал эту тайную мысль – но позднее в доме со включенным светом мы оба по-детски исследовали упомянутое тело и смотрели внимательно и оно не было злокачественным и полным гнилостных соков а просто иссиня-темным как и во всех женщинах и я действительно и истинно убедился действительно увидев своими глазами и изучив с нею вместе – но поскольку это было сомнением в котором я признался, оно разогрело ей сердце ко мне и заставило увидеть что в основе своей я никогда не стану змейски прятать ни самого дальнего, ни – но к чему защищать, я не могу уже вообще никак начать понимать кто я или что я, моя любовь к Марду полностью отъединила меня от каких бы то ни было предыдущих фантазий ценных и наоборот – А удерживало, значит, эти всплески сомнений и не давало им одержать верх в моих поступках с нею мое осознание не только того что она сексуальна и мила и хороша для меня и я мог ходить с нею по Пляжу довольно-таки гоголем в любом случае (и в некотором смысле к тому же срезая подземных которые чем дальше тем холоднее смотрели в мою сторону у Данте и на улице по естественным причинам: я забрал себе их кукольную игрушку и одну из в самом деле если не самых блестящих чувих в пределах досягаемости) – Адам тоже говорил: «Вы хорошо подходите друг другу и для тебя это хорошо», будучи в то время да и до сих пор моим художественным и родительским руководителем – не только это но и, трудно признаться, показать сколь абстрактна жизнь в городе Болтающего Класса к которому все мы принадлежим, к Болтающему Классу что пытается рационализировать себя я полагаю от в самом деле низменного почти развратного похотливого материализма – то было чтение, внезапное просветленное радостное изумительное открытие Вильгельма Райха, его книги «Функция оргазма», ясность какой я очень давно не видел, возможно даже с самой ясности личной современной скорби Селина, или, скажем, ясности разума Кармоди в 1945 году когда я впервые сидел у его ног, ясности поэтического искусства Вулфа (в 19 это было для меня ясностью), ясность здесь однако была научной, германской, прекрасной, истинной – то что я знал всегда и в самом деле тесно соединял со своим внезапным понятием 1948 года что единственно действительно имеет значение только любовь, влюбленные ходят взад и вперед под сенью ветвей Мирового Арденского Леса4, увеличенного здесь и в то же время микрокосмированного и направленного и по-мужски входящего в: оргазм – рефлексы оргазма – невозможно быть здоровым без нормальной половой любви и оргазма – Я не стану пускаться в теорию Райха поскольку ее можно найти в его собственной книге – но в то же время Марду не переставала повторять «О прекрати натягивать на меня в постели этого своего Райха, читала я его чертову книжку, не хочу я чтобы то что ОН сказал разлиновывало и заябывало наши отношения», (и я заметил что все подземные и практически все интеллектуалы которых я знал в самом деле наистраннейшим образом всегда принижали Райха если не с самого начала, то через некоторое время) – а помимо этого, Марду не достигала оргазма при нормальном совокуплении а лишь через некоторое время от стимуляции применяемой мною самим (старый трюк которому я научился с предыдущей фригидной женой) поэтому не столь уж великим было с моей стороны заставить ее кончить но как она в конце концов лишь вчера сказала «Ты делаешь это только ради того чтобы доставить мне удовольствие кончить, ты такой добрый», что оказалось утверждением в которое нам обоим вдруг стало трудно поверить и которое возникло следом за ее «Я думаю нам следует расстаться, мы никогда ничего вместе не делаем, и я хочу быть независ…» так вот значит сомнения что были у меня по части Марду, что я великий Финн Макпоссипи должен взять ее себе в жены на долгую любовь здесь там или где бы то ни было и со всеми возражениями которые моя семья, в особенности на самом деле но мило но тем не менее на самом деле тираничная (из-за моего субъективного взгляда на нее и на ее влияние) власть мамы надо мной – власть или что там еще может быть. – «Лео, мне кажется тебе неполезно все время жить с матерью», Марду, утверждение от коего в первоначальной моей уверенности я подумал: «Ну естественно она, она просто ревнует, своей-то родни у нее нет, и она из тех современных психоанализированных людей которые по-любому ненавидят матерей» – вслух говоря: «Я в самом деле по-настоящему люблю ее и тебя тоже люблю и неужели ты не видишь как сильно я стараюсь проводить свое время, делить свое время между вами двоими – там моя писательская работа, мое благосостояние и когда она возвращается вечером домой с работы, усталая, из магазина, не забывай, мне очень хорошо готовить ей ужин, ужинать и мартини наготове когда она должна войти в дом поэтому к 8 часам вся посуда вымыта, видишь, и у нее остается больше времени смотреть свое телевидение – чтобы купить ей которое я полгода работал на железной дороге, понимаешь». – «Что ж ты многое для нее сделал», и Адам Мурэд (которого моя мама считала безумным и злым) тоже как-то раз сказал «Ты в самом деле много для нее сделал, Лео, забудь ее ненадолго, у тебя есть своя жизнь чтобы жить», что в точности всегда говорила мне моя мама во тьме ночи Южного Сан-Франциско когда мы расслаблялись с «Томами Коллинзами» под луною и к нам заходили соседки: «У тебя своя жизнь, я не стану вмешиваться, Ти Лео, ни во что что ты хочешь делать, тебе решать, разумеется я против не буду», а я сидел там хамски понимая что все это я, одна большая субъективная фантазия что я в самом деле нужен своей матери и она умрет если меня рядом не будет, и тем не менее имея полное брюхо набитое другими рациональными обоснованиями позволяющими мне дважды или трижды в год срываться в гигантские путешествия в Мехико или в Нью-Йорк или на Панамский канал на судах – Миллион сомнений о Марду, теперь уже рассеянных, теперь (и даже без помощи Райха который показывает как жизнь это просто мужчина входящий в женщину и трение их двоих в мягкой – этой сути, этой звенящей сути – нечто заставляет меня сейчас почти что так рассвирепеть что хочется орать: У МЕНЯ ЕСТЬ МОЯ СОБСТВЕННАЯ МАЛЕНЬКАЯ УРЕЗАННАЯ СУТЬ И ЭТА СУТЬ ЕСТЬ ОСОЗНАНИЕ РАЗУМА —) теперь уже нет больше сомнений. Даже, тысячу раз, я даже не помня об этом позже спрашивал ее действительно ли она украла порнографическую открытку у Бернарда и в последний раз она наконец взорвалась «Но я же твердила и твердила тебе, раз восемь уже, не брала я открытку и я говорила тебе еще тыщу раз у меня нет даже не было даже карманов ни единого в том костюме который был на мне в ту ночь – вообще никаких карманов», и все равно никак не оставляло впечатления (в лихорадочном безрассудном мозгу меня) что это Бернард вот кто теперь действительно спятил, это Бернард постарел и у него развился некий персональный прискорбный пунктик, обвинять других в воровстве, на полном серьезе – «Лео разве ты не видишь а все продолжаешь спрашивать» – и это последнее глубочайшее окончательное сомнение в Марду которого я хотел что она и впрямь воровка в некотором роде и следовательно намеревается украсть мое сердце, мое сердце белого человека, негритянка крадущаяся по миру украдкой крадя святых белых людей для священных ритуалов попозже когда их зажарят и они надоедят (вспоминая рассказ Теннесси Уильямса про негра-служителя в турецких банях и маленького белого педика5) поскольку, не только Росс Валленстайн назвал меня в лицо педом – «Чувак ты что, голубой? тебя послушать так ты вылитый педак», сказав это после того как я ему сказал с как мне мстилось культурными интонациями: «Ты на колесах сегодня вечером? тебе надо попробовать три как-нибудь, они наглухо тебя вставят, и пивом догонись, но четыре не принимай, только три», это оскорбило его до глубины души, поскольку он хипстер-ветеран Пляжа и для любого особенно для наглого новичка крадущего Марду из его компании и в то же время похожего на громилу с репутацией великого писателя, чего он не видел, по единственной напечатанной книге – вся эта катавасия, Марду становится негритянкой-банщицей с крутыми бабками, а я маленький педик разбившийся вдребезги в своем любовном романе и которого теперь несут к бухте в джутовом мешке, чтобы разбросать там осколок за осколком и одну переломанную косточку за другой рыбам если там еще есть рыба в этой печальной воде) – поэтому она похитит мою душу и съест ее – вот значит повторяла мне тысячу раз: «Не крала я эту открытку и уверена что Эйлуорд как‐его‐там тоже нет и ты нет это все Бернард, у него просто какой-то фетиш» – Но это так и не запечатлелось и оставалось до последнего, вот только что ночью, раза – это глубочайшее сомнение о ней возникающее к тому же и из времени, (о котором она мне рассказала) она жила на хате у Джека Стина в сумасшедшей мансарде на Коннектикут-стрит рядом с залами морских профсоюзов, впотьмах, сидела перед его чемоданом целый час раздумывая заглянуть ли ей внутрь посмотреть что у него там, затем Джек вернулся домой и стал рыться в чемодане и подумал или увидел что там чего-то не хватает и сказал, зловещий, угрюмый: «Ты лазила ко мне в сумку?» и она чуть не подпрыгнула и не закричала ДА потому что она ЛАЗИЛА – «Чувак я туда лазила, в Мыслях, лазила в этой сумке весь день как вдруг он смотрит на меня, таким взглядом – я чуть не поехала» – Эта история тоже запечатлелась в моем закоснелом охваченном паранойей мозгу, поэтому два месяца я ходил и думал о том что она мне сказала: «Да, я действительно лазила в его сумку но ничего конечно не взяла», но так я увидел что она соврала Джеку Стину в реальности – но в реальности теперь, по фактам, она лишь думала это сделать, и так далее – моим сомнениям всем им торопливо способно помогла неудержимая паранойя, которая на самом деле и есть мое признание – сомнения, стало быть, все исчезли.