Шевелит мозгами консилиум в двух с половиной метрах от пропасти, аж пар идет, идеи гениальные, как из рога изобилия, сыплются. Кто предлагает подвести бронеплиту, чтобы рванулся боец, перекатился на нее — что-нибудь от него и останется. Или вот интересное предложение — выплавить тол из мины автогенчиком. Подобраться к ней снизу, тоннель прорубить, и выплавляй со спокойной душой. И насчет взрывателей были идеи, особенно с этим странным шнурком — ясно же, что это чека, ключик к японской великой хитрости. Берегут ее, должно быть, потому что ею можно остановить взрыв. Рисовали в блокнотах Кощееву разные фигуры — может, так выглядела та хреновина на шнурке? Или вот этак?
Кощеев как-то странно воспринимал время: кусками какими-то, брикетами — то густо, то пусто. Вроде было утро, кофе, рыжий полковник, а уже ночь, костры, фонари, перестрелка в горах. Усталые люди, обползавшие все вокруг на животах и коленях, объясняли друг другу суть японской минной хитрости. Все нити стянуты к донному взрывателю. Неизвлекаемость состоит из суммы. Одно нельзя разрезать, другое нельзя согнуть, третье ни в коем случае вывернуть, вынуть, затронуть. И всем командует какая-то жуткая чека на шелковом красном шнурке…
— Ну ладно, — сказал осипшим голосом полковник, разминая пальцы рук. — Отойдите все и фару ту уберите, в глаза бьет.
— И ты уходи, — сказал Кощеев. — Сам попробую. Только скажи, что делать.
— Вот это по-нашенски, по-советски… Только я не уйду.
— Я ее сквозь камни чую… Не мешай, уйди…
— Знаю, что ты задумал. Рвануть — и вся недолга?
— Ты меня не знаешь, рыжий! Катись! Кому говорю?
Полковник ушел, обидевшись, наверное. А Кощеев начал ощупывать под собой мину. И не было ни волнения, ни страха — все куда-то пропало. Или переплавилось во что-то вместе с гауптвахтами и окопами, ненавистью к паханам и любовью к Кошкиной… Проследовал по голым проводам и «увидел», что почти все — наглая ложь. Концы проводов просто засунуты под камни. Ясное дело, расчет на минобоязнь. «Умеют, сволочи, загонять страх в печенку…» И анекдоты по Маньчжурии пошли, а на самом деле чистая правда: о том, как шарахались отважные бойцы и командиры от разных безобидных предметов и проводов, как многим снились по ночам японские сюрпризы… А сколько служивых списали под чистую? Потому что годились теперь эти ребята только для проживания в больничных палатах, где восстанавливают нервы и человеческое достоинство…
А вот и проволочные усишки, пальцы прикоснулись к ним, не шелохнув ни на микрон. Чуть погнешь или закоротишь кусачками — бабахнет… «Заградительная полоса», — догадался Кощеев. Проник дальше заграждений — и вот она, должно быть, главная шишка на ровном железном месте, взрыватель, ввинченный в литую крышку, которой предстоит стать роем осколков. Стержень ударника насторожен, и бес его знает, отчего он должен сработать — от прикосновения, или звука, или от натяжения какой-нибудь хитрой волосинки?.. Под взрывателем, конечно, «эмдэшка» — так в войсках называли минные души, детонаторы. Без «эмдэшки» мина мертва, ею хоть в футбол играй…
Попытался вспомнить что-нибудь толковое о чеках, пружинах, стаканах, секретных замыкателях. Пытался воскресить что-нибудь из приказов, инструкций, спецлистовок, разъясняющих, как надо избегать или обезвреживать минные сюрпризы и ловушки… Ведь погибло от мин много и военных, и мирных жителей, так что почти на каждом столбе Даютая висели инструкции по борьбе с минами. Пытался вспомнить и байки прибывших с Запада солдат о немецких сюрпризах, главным образом натяжного действия… Только ни в каких байках, приказах и инструкциях не говорилось о минах, поставленных на неизвлекаемость. Потому что бесполезно было их обезвреживать по известным техническим причинам? Или некому было поделиться опытом?
На чем купился Васильев?
Под чуткими пальцами, набухшими кровью, появился кольцевой четкий паз вокруг цилиндра взрывателя. Даже качество металла вроде бы определил. Чуть помаслянистей и холодней, чем окружающее железо и камень… Бронза? И Кощеев будто увидел, как и Васильев «разглядывает» кончиками пальцев бронзу и кольцевой паз, как медленно вставляет в этот паз металлическую трубку — чтобы потом втолкнуть в ее прорезь металлическую шпильку и удержать ударник от срабатывания. А уж затем можно выворачивать весь корпус взрывателя…
Но что-то случилось. Прохлопать какую-то малость Васильев не мог, на то и мастер. Значит, чего-то не знал? Подвернулось что-то совсем новое и неизвестное…