Подземные дворцы Кощея

— Да, конечно… высшие люди, давшие клятву… Их где-то уже считают мертвыми, богами, и они такими себя считают… Они смирились со смертью. Их невозможно победить… но вы сделайте, что можете…

Кощеева снова связали. Кривоногий набрал из стеклянного пузырька в грязноватый шприц какой-то жидкости и всадил иглу в спину Кощееву прямо через одежду. Он рванулся, но его крепко держали. Под левой лопаткой набух болевой пузырь, страх сразил Кощеева.

— Ну почему всегда я?! — зарыдал он.

Он завидовал мертвым. Теперь было понятно, для чего «богам смерти» живой русский «буракумин», затюканный жизнью, потерявший способность сопротивляться. Только такой будет смирно сидеть на мине, боясь шелохнуться, боясь потерять свою гнусную жизнь. Только такой будет сидеть до самого конца и погубит тех, кто его будет спасать.

— Все шибко хорошо, — сказал грубый спокойный голос. — Не надо ворновайся.

Солдаты закончили минировать скалу и дорогу, посбрасывали в пропасть пустые ящики и обертку от взрывчатки. Хакоду подвели к полосатым столбикам на краю обрыва. Он покорно встал на колени. Кривоногий приставил к его затылку маузер. Выстрела почти не было слышно за гулом горной реки. Хакода исчез.

«Своих-то!..» — подумал Кощеев, борясь с навалившейся одурью. Еще можно было рвануться, порвать проволоку, которой опутали его, — и будет самое то… Но он сидел, прижимаясь спиной к доске, к которой его привязали. Стекленеющие его глаза впитывали подробности «большого военного дела»…

Массивное скуластое лицо, заросшее редкой черной волосней… Желтые исцарапанные сапоги… Далекий вой автомобильных моторов, одолевающих крутизну… Офицер легонько потянул за шнурок, уходящий в щель под камнями. Где-то под Кощеевым едва слышно щелкнуло — и офицер бросился бежать. Запнулся, упал на четвереньки… Мелькнули стершиеся подошвы сапог… Потом опасливо приблизился кривоногий, схватил лежавший на дороге шнурок — и снова замелькали стершиеся подошвы, но уже другие…

КОНСИЛИУМ НА ДОРОГЕ

Молодое русское лицо со сломанной переносицей, рыжие загогулины бровей.

— Как же тебя угораздило, а? Браток?

До чего тяжелые веки, как трудно удержать их на весу. Автоколонна стоит, моторы выключены, и люди жмутся к огромной скале, выпирающей на дорогу, будто спасет она их при взрыве. Пасмурно, мерзко на этом свете. Редкие капли дождя долбят в расстеленную возле Кощеева плащ-палатку — бум-бум-бум… А на ней уже разложены инструменты.

— Как барабаны… — еле-еле ворочает языком рядовой Кощеев. — Где Барабанов?

— Бредит, — сказал кто-то.

— Таблетку какую-нибудь… — шепчет Кощеев, превозмогая боль в затекшем теле. — Туман в башке…

— Только не дергайся, не шевелись, и все будет хорошо…

Подходящих таблеток не нашлось, начали поить горячим кофе из китайского яркого термоса. Поднесли полкружки спирта — может, полегчает напоследок?

— Но надо, по хочу… — мотает головой Кощеев, сопротивляясь спирту, текущему по губам и подбородку.

И чей-то панический вопль:

— Да не дергайся ты, черт!

Кощеев выплевывает горечь вместе с кровью искусанных губ.

— Уйдите от скалы… Там главный заряд… ловушка… Здесь рванет, а там сдетонирует… И еще ручник с оптическим прицелом… для прикрытия… где-то наверху ищите…

Кто-то побежал к скале, громко топая, раздались протяжные команды, и заурчали, зафыркали моторы «хонд» и «студебекеров».

— Только не шевелись, браток. Все будет хорошо. У нас есть такие специалисты, закачаешься, не такое разминировали…

— Васильев, что ли? Капитан?

— Так ты и Васильева знаешь! И за ним пошлем, если надо будет!

— Взорвался Васильев… не так давно…

— Еще хочешь кофейку? Ну, подожди, браток! Не теряй надежды!

Вокруг Кощеева собрались все, кто хоть самую малость понимал в саперном деле. Кощеев нудным тихим голосом рассказывал, какие у японцев ящики сброшены в пропасть, какого вида пеналы, из которых доставали блестящие штуки вроде детонаторов, о шнурке и бегстве офицера не забыл, и как вернулся кривоногий за этим ценным, должно быть, шнурком… Рыжебровый, конопатый чуть не плачет! А ведь полковник!

— Инженерная мина! С незнакомым пускателем! Эта штука на сей день — самая главная, может быть, самурайская хитрость. Так что крепись, боец, и вспоминай, вспоминай все до самой малой подробности. Вижу, разбираешься в саперном деле…

Если бы знать, что это саперное когда-нибудь пригодится, то разве бы сачковал и дремал на курсах внештатников? Да что теперь плакать, локоток не укусишь, былое не вернешь. Расплачивайся за все разом…