Подземные дворцы Кощея

— Не знал, — признался Мотькин.

Машина с «начальством» двигалась следом за горбуньей так же уверенно и лихо, забыв о тормозах.

Кощеев повернулся к японцу:

— А вы, извиняюсь, не из самураев будете?

— Я не воевал, — Хакоде явно не хотелось говорить. — Это вы хотели узнать? Работал в горнорудной промышленности.

— А русский язык?

— Пришлось выучить. Я имел дело с китайскими рабочими и русскими промышленниками. — Он криво усмехнулся. — Таких, как я, у вас называют, кажется, капиталистическими акулами.

— Интересно! — сказал Мотькин. — А что с рукой?

— Нерв поврежден.

— Разрывной пулей? — спросил Кощеев.

— Придется вас разочаровать. Всего лишь обвал в шахте. Там меня немного помяло…

Педаль газа не пружинила, и Дау передвигал ее рукой. Могучая спина его прямо-таки излучала спокойствие и непоколебимую уверенность. Он был молчалив и сосредоточен. И только на одном из подъемов, когда старушка «кляво» выдохлась, он принялся подробно объяснять, что всем надо выйти из машины.

Но вот сопки остались позади. Дорога сузилась, приняла запущенный деревенский вид, две тележные колеи в пыльном суглинке, рыжая трава. Скорость машин сразу поубавилась. Вскоре въехали в настоящий маньчжурский лес, урман, тайгу, почти не тронутую войной. Появились хвойные деревья — могучие аянские ели, пихты и тут же густой подшерсток лиственных пород, сохранивший остатки листвы. Дорога запрыгала по оголенным мощным корням и камням, все чаще встречались выходы скальных пород.

Кощеев решил продолжить разговор с японцем:

— Вы не воевали, потому что капиталист?

— Я ненавижу войну, — сухо ответил Хакода.

— А разве в своей горной промышленности вы…

— Да. Конечно. Все мы здесь, в Маньчжоу-го, работали на Квантунскую армию. Попробовали бы вы поступить иначе… По торчащей свае волны бьют… Квантунская армия — большой господин. Страной Маньчжоу-го управляли военные… Но ведь и всем миром сейчас управляют военные. Они заставляют всех шагать в одном строю. А не захочешь шагать… Японцы говорят: пляши, когда псе пляшут.

— Гляди-ка, Леха. Народная мудрость и та приспособилась в войне.

— Ваш фольклор тоже приспособился. — Хакода смотрел на скалы за окном, — Смелого пуля боится, смелого штык не берет.

Мотькин фыркнул и тоже принялся смотреть в окно. Кощеев спросил:

— Разве можно заставить всех шагать в одном строю, если они не хотят?

Хакода некоторое время молчал, потом недовольно бросил:

— Одним нравится военный мундир, другим нравится командовать, третьим — воевать, убивать, разрушать. А в сумме человечество любит военную службу.

— Если вы так здорово все поняли, почему сами служили Квантунской армии?

— Чтобы выжить.

— Ну да, по торчащей свае… Мотькин, а у тебя в голове какая народная мудрость?

— Блин брюху не порча, — не задумываясь, ответил Мотькин.

Хакода улыбнулся, сразу лишившись неприступной холодной маски.

— Это, можно сказать, лежит на поверхности. А в глубине, пожалуйста? Что у вас в глубине, Мотькин-сан? Правильно я называю вас?

— Тише едешь — дальше будешь, — сказал, посмеиваясь, Мотькин.

— А вы, Кощеев-сан? Ваш принцип, выраженный в фольклоре?

— Плохому танцору… гм… кое-что мешает.

— Не совсем понятен смысл, но звучит остро. — Хакода посмотрел на стриженый шишкастый затылок шофера. — Спросим и их?

— Конечно, — Мотькин даже заерзал от удовольствия, столкнув на Хакоду Кощеева.

Хакода перекинулся фразами с Дау и Чжао. Шофер удивленно оглянулся, и автомобиль тотчас вильнул, подмял расплющенной от тяжести шиной кусты. Чжао с силой хлопнул его по плечу, потом повернулся на тесном сиденье всем телом и заговорил, почему-то глядя на Кощеева.

— В лавке, где цены высокие, покупателей мало, говорит он. — Хакода отвел взгляд от холеного лица Чжао. — И еще: в больших делах маленькие промахи не в счет.

— Скажите ему, — Кощеев шмыгнул носом, — кошка скребет на свой хребет. Мудрость старшинского состава.

Чжао ответил: «Морю пыль не страшна…»

Кощеев: «Цыплят по осени считают».

Чжао: «Гибель малых насекомых идет на пользу большим».

В диалог нагло влез Мотькин:

— Не тряси головой, не быть с бородой.

— Голодная собака палки не боится, — ответил Чжао.

Мотькин: «Змея кусает не ради сытости, а ради лихости».

Чжао некоторое время молчал, потом, ответив: «У кого фонарь, тот не идет позади», потерял интерес к разговору, отвернулся. Но Мотькин не унимался и принялся за шофера.

— Дау говорит, забыл, ничего на ум не идет, — объяснил Хакода.

Но все-таки Дау вспомнил пару армейских афоризмов: «Чего нет, того всегда хочется» и «Утром молодец, а к вечеру — мертвец».

— Мертвец, — поморщился Мотькин. — Не надо про мертвецов. — И тут же сам вспомнил: — Вытьем покойника не воскресишь. — И сплюнул: — Вот зараза, попала на язык. Давайте перестанем…

НОВЫЕ ЦЕННОСТИ

Дау резко затормозил, что-то выкрикнул испуганно и открыл дверцу. Впереди поперек дороги лежал труп человека в японском мундире. Все выскочили из машины и залегли где попало.

— Может, засада? — прошептал Мотькин, озираясь по сторонам.

Чжао целился в кого-то из автомата, того самого «брена», который выудили из оврага советские солдаты.