Подземелье ведьм (СИ)

Дав вернулся мысленно в настоящее. Ещё раз потянувшись, юноша опустил босые ступни на холодный пол, накинул на голый торс белую рубаху и вышел в зал. Мама привычно суетилась на кухоньке, но Эйрин по обыкновению рядом не было.

— Маам, а где наш приблудыш? — растягивая слова, протянул Дав, стараясь не выдать своего беспокойства.

— Пташка-то? Так спит поди, — мама встряхнула руками, измазанными в муке, — я её со вчерашнего дня не видела, утомилась, видать, птичка, — она улыбнулась сыну одними уголками губ и вернулась к столу, — сходи, разбуди, если хочешь, только постучи сначала, — крикнула она в спину Даву.

А он уже остановился у резной деревянной двери, не решаясь взяться за ручку и потянуть за неё. Он снова и снова вспоминал вчерашний день.

Давен взлохматил волосы, собираясь с мыслями, и постучал. Он стоял у двери, переминаясь с ноги на ногу, как подросток. Сразу после того робкого поцелуя Эйрин сбежала от него, и Дав не знал, как посмотрит ей в глаза, что скажет. Не услышав никакого ответа, он медленно приоткрыл дверь. Полоска света, выбившаяся через появившуюся щель, залила тёмный коридор. Дав судорожно вздохнул и сделал шаг. Он уже приготовился отшучиваться, оправдываться, извиняться… Но в комнате никого не было. Давен обессиленно опустился на кровать и обнял подушку, всё ещё пахнущую Эйрин. Он отчего-то сразу понял, что девушка ушла. И необъяснимая боль, появившаяся в груди, собралась в тугой, мешающий дышать комок.

Эйрин прикрыла глаза, пытаясь отгородиться от воспоминаний, лавиной снёсших всё на своём пути. Стены, так грубо воздвигнутые матерью и охраняющие тот клочок памяти, связанный с Давом — рушились. Голова, казалось, взорвётся и разлетится на сотни осколков. Эйрин не понимала, что происходит: неясные и далёкие образы, кажущиеся выдумкой, обретали очертания, обрастали плотью… И это было больно. Она обхватила себя за плечи, стараясь укрыться от собственных мыслей, но разве от них укроешься? А Давен только и мог что с отчаянием наблюдать, как она покачивается из стороны в сторону, не осмеливаясь ни притронуться к ней, ни назвать по имени.

— Мама, — вдруг раздался детский, но такой строгий голос.

Эйрин обернулась. Сейчас никто не назвал бы Томми невзрачным ребёнком. Его прежде блёклые глаза сияли, наполнившись цветом свежей утренней зелени. Он сжал в маленьком кулачке деревянный листочек и подошёл к ней:

— Мама, хватит вести себя, как маленькая, — он насупил брови, — я же тебе говорил, что он придёт.

Вэн только сейчас заметил мальчика, стоящего рядом с Эйрин. Мальчика, который не раз тянул к нему руки сквозь сон. Мальчика, сжимающего в руке резной листочек.

— Ну, и долго ты так будешь стоять? — пробурчал Томми, глядя на него, вдруг потерявшего всю свою уверенность. — Подойди уже к ней. Взрослые… А ведёте себя, как дети.

Томми не знал, как разрядить обстановку. Он столько лет мечтал об этом дне, а теперь чувствовал себя абсолютно лишним.

Давен наконец сделал шаг вперёд и заключил Эйрин в объятия.

— Стрекоза, — вновь прошептал он, окутанный таким знакомым запахом прелой листвы и полыни, — стрекоза… — и ещё крепче прижал девушку к груди. Эйрин тихонько всхлипнула, вцепившись длинными острыми пальцами в его рубашку. Ей больше не требовалось слов. Тело помнило, как это — прижиматься к этим сильным рукам, закрывающим в своих объятиях от любых напастей. Ей хотелось бы так стоять вечно, но опасно было находиться в пещерах, где продолжали рыскать чужаки, непонятно что высматривающие, да и Томми стоял рядом…