Подземелье призраков Аккермана

Таня твердой походкой шла по берегу моря, с наслаждением вдыхая неповторимый запах, где для нее слились воедино ароматы надежды, бальзам уверенного спокойствия, горечь воспоминаний, отблески уходящих любимых и терпкая печаль от долгой, возможно, непреодолимой дороги домой. А море — море всегда было живым, и Таня всегда воспринимала его, как живое существо. Словно большой ласковый друг, оно согревало ее душу. И Таня как будто прижимала этот воздух к самому своему сердцу, наслаждаясь этим и надеясь, что это повторится не однажды. Она ступала возле самой кромки моря по песку и чувствовала, как это придает ей силы. Она была благодарна судьбе за эту случайную передышку, загнавшую ее сюда, к морю.

День, между тем, быстро уходил, время от времени роняя яркие отблески в закатные тени, уже начинающие скользить по берегу. Наступающая темнота грозила окутать мягкость вечера непроницаемой для глаз чернотой.

Этот район заброшенных рыбачьих лачуг со скелетами старых лодок, доживающих свой век на пустынном морском берегу, всегда был полностью безлюдным. Таня прошла уже несколько километров вдоль пустынного песчаного пляжа, и на всем отрезке этого пути не встретила ни единой живой души. Только утробный собачий вой надрывал ее душу. Этот вой указывал на близость человеческого жилья где-то там, за песчаным холмом, возможно, и не так далеко.

Уже представляя, как берег моря полностью покрывается темнотой, Таня ускорила шаг. К Рыбачьей балке за Фонтанским мысом вели две дороги. Одна была проездной, шла по хорошему пути наверху, над холмом, и по ней ездили пролетки, автомобили и телеги, которыми вполне можно было добраться до места и бистро. Вторая же шла по берегу моря, внизу, и представляла собой путь в обход. Она была намного длинней, потому что спускалась с холма, а потом делала крюк, минуя разбросанные рыбачьи постройки и причалы. Кроме того, дорога эта была безлюдной. На всем пути можно было в лучшем случае не встретить никого, ну а в худшем — напороться на лихие души, грабящие подгулявших путников. Когда Тане рассказывали про два пути, которыми можно добраться до Рыбачьей балки, ей не советовали именно этот, второй путь.

Поэтому она его и выбрала. Ее прельстила полная безлюдность отдаленного места. К тому же Таня, человек из близкого круга Мишки Япончика, не боялась «лихих душ», зная, что ни один вор Одессы не посмеет ее тронуть. И в довершение ко всему, ее очень соблазняла возможность пройти по берегу моря и вздохнуть обожаемый с детства запах. Запах, который в самые тяжелые моменты жизни придавал ей сил. Он заставлял думать, позволял взглянуть по-другому на прежние, как будто бы знакомые вещи. Недаром Таня запомнила услышанное когда-то: «Море — это путь домой».

Море действительно вело домой, она чувствовала это, в самое ее сердце, в уютный дом уверенности и покоя, который сойдет наконец на ее измученную душу. И, ступая по песчаному пляжу, чувствуя, как шуршит под ногами песок, Таня ощущала почти физически, как на нее опускается благостное умиротворение, окутывает теплом и заставляет жить дальше, несмотря ни на что...

Если бы только не собачий вой... Он вибрировал в воздухе, тревожа самые потаенные душевные струны, и оставлял такое невероятное ощущение тревоги, от которого по телу буквально ползали липкие мурашки страха. Если бы Таня не знала, что здесь, на черноморском побережье, нет никаких волков, она точно подумала бы, что так злобно и отчаянно может выть только вожак волчьей стаи, ждущий того момента, когда сможет вцепиться в горло подгулявшему путнику и ощутить на острых клыках горячие капли настоящей человеческой крови.

От осознания того, что этим подгулявшим путником может оказаться она, Тане было неуютно. И, уговаривая себя, что это просто собака воет на привязи в одной из хижин, она никак не могла отделаться от мысли, что этот страшный зверь все равно будет быть волком. Волком из темноты, охотящимся если не за ее жизнью, то за ее душой.

Всеми своими силами Таня старалась идти быстрее, и вскоре за поворотом песчаного мыса она разглядела чернеющие сваи возле самой воды. Это были очертания Рыбачьей балки, где давным-давно контрабандисты построили свою пристань и до сих пор удачно использовали ее. Еще несколько шагов, и глазам Тани открылся деревянный настил, покосившейся от штормов, морских ветров и времени. Он чернел в закатном свете, и, как собачий вой, почему-то вызывал ощущение надсадной тревоги.

К деревянным сваям были привязаны лодки. Их было не так много. Еще давно, с самого начала войны, контрабандный промысел начал угасать, потому что слишком увеличилось количество опасностей, подстерегающих в море. Перевозить товары стало все трудней и трудней. Постепенно промысел этот стал переходить к более крупным артелям, которые владели большими судами. Маленькие, легкие рыбачьи лодки контрабандистов, похожие на почти невесомые перышки в грозных объятиях свирепой морской стихии, постепенно отживали свой век.