Подземелье призраков Аккермана

Темная фигура в кресле качнулась, как бы подтверждая ее слова. Это действительно был призрак ее матери, настоящей матери, которая в трудную, возможно, самую тяжелую минуту жизни Тани пришла поддержать и помочь. Она никогда не видела своей матери и ничего не знала о ней, бабушка — единственный родной человек — избегала говорить на эту тему.

В детстве маленькая Таня часто приставала к бабушке с вопросом, который задают все дети на свете: «Где моя мама? Скажи, где моя мама? Когда она придет за мной?»

Но бабушка всегда отвечала очень уклончиво. Таня чувствовала, что ей неприятны эти вопросы, и постепенно перестала их задавать. Бабушка ничего не рассказывала о Таниной матери, и девочка не знала ни ее имени, ни о том, жива ли она или давно умерла.

А со временем мысли о матери вытеснили совсем другие, взрослые проблемы. Однако в глубине души Таня никогда не переставала о ней думать. И вот теперь призрак ее матери пришел, чтобы поддержать в самый страшный момент жизни, чтобы, по всей видимости, сохранить ее жизнь.

Не сдержавшись, Таня снова сделала несколько шагов по комнате. В тот же самый момент фигура перестала быть четкой, а потом совсем исчезла, оставив после себя только это ощущение умиротворения и любви, которые стали для Тани настоящим исцелением.

На следующее утро она встала с дивана, оделась, нормально позавтракала. Циля просто не поверила своим глазам.

— Все изменилось, — Таня не стала рассказывать Циле о призраке — это было слишком личным, слишком потаенным, — я буду жить, и я забуду этого урода... Я вычеркну его из своей жизни и памяти и займусь тем, о чем мечтала всегда. Теперь у меня появилась цель.

— Какая цель? — перепугалась Циля, которая никак не могла объяснить эти перемены в подруге.

— Я хочу узнать, кто мои настоящие родители, — твердо сказала Таня, — я хочу найти своих настоящих родителей. Я мечтала об этом всегда. И если они умерли, я хочу знать, где похоронены, как их звали и почему они никогда не пытались меня найти. У каждого человека есть родители — те, которые родили его на свет. Я хочу найти своих.

Циля смотрела на подругу во все глаза — она вернулась к жизни, теперь это была прежняя, энергичная, решительная Таня, и у Цили немного отлегло от сердца. Таня выглядела так, как выглядела всегда, словно не было этих страшных дней. И с огромной радостью и облегчением Циля поняла, что подруга твердо решила жить.

Но с чего начать? Что может стать отправной точкой, моментом, с которого начнется правда? Следующее утро возрождения к жизни задало Тане именно этот вопрос, тем более, что она решила не откладывать свои поиски в долгий ящик.

Таня попыталась вспомнить, что слышала когда-то от бабушки о своем прошлом. Четких воспоминаний не было. Вещей бабушки не сохранилось. Тем более все, что удалось сберечь — письма бабушки, какие-то старинные бумаги, воспоминания, дорогие ее сердцу, — осталось в доме на Елисаветинской улице, и где сгорело при пожаре. Таня корила себя за то, что толком ничего не просмотрела. Но прикосновение к вещам бабушки причиняло ей тогда такую мучительную боль, что она так и не смогла через себя переступить.

Может, и было в этих старых бумагах что-то, касающееся происхождения Тани и ее рождения, но теперь это все потеряно полностью, и от следа, даже если он и был, не осталось совсем ничего.

Оставалось думать, вспоминать — и здесь был тупик. Однако Таня не впала в отчаяние — она была твердо намерена держаться своего пути. Нужно было сделать лишь первый шаг.

И разгадка пришла — буквально на следующий день, неожиданно, как всегда бывает в жизни. Таня вдруг ясно и отчетливо вспомнила очень важный момент. Когда во дворе Еврейской больницы с телеги сгружали обгоревшую в пожаре бабушку, думая, что она мертва, ее пытались положить на землю. Но она издала тихий стон, и тогда ее переложили на больничные носилки и занесли в приемное отделение больницы. Потом появился доктор Петровский, который осматривал пострадавших на пожаре. Он откинул мешковину с обгоревшего лица бабушки, в которую она была завернута, и вдруг переменился в лице. А затем скомандовал быстро нести ее в операционную. Таня вспомнила лицо доктора, оно стало совсем другим — таким, словно он вдруг увидел что-то неожиданно страшное... А проходя мимо Тани, ласково погладил ее по голове и сказал: «Не плачь, девочка, мы спасем твою бабушку!» Бабушку! По обгоревшему лицу пострадавшей в пожаре нельзя было определить ее возраст, только общие черты, по которым можно было узнать. Откуда же он знал, что Таня плачет именно о бабушке, а не о матери, не о сестре? Тогда Таня просто не обратила внимания на этот момент. Но теперь ответ напрашивался сам собой.

Выходило, что доктор Петровский знал ее бабушку. Получалось именно так, не иначе.