Подвиг продолжается

Страшно звучит в устах ребенка это слово «война»! А люди все идут, идут, идут... Милиционеры провожают их к машинам, приободряют подавленных эвакуацией людей. Переполненные грузовики уходят на стадион «Динамо». Здесь — сборный пункт. Отсюда на пристань, в глубокий тыл...

У Котова дел невпроворот. То он спешит на стадион, то снова мчится на вокзал... И всюду вопросы, просьбы, требования. Одних надо накормить, другим нужны лекарства, у третьих дети отбились... И тут появляется запыхавшийся Клочков.

— Магазин... Продовольственный... Подчистую...

— Где?

— У рынка... Ушли в сторону Гумрака.

— Остаешься за меня!

Трое на мотоцикле выскакивают за город.

— Жми! — требует Котов.

Воров настигли уже в Гумраке. Бросив машину с продуктами, двое нырнули в чужой двор. В огороде, заросшем застарелой лебедой, и скрутил Котов ворам руки...

Вернувшись в город, он разыскал Клочкова.

— Как у тебя?

— Все в ажуре. Людей перевезли. А у вас?

— У меня тоже. Воров привезли, — в тон ему отвечает Яков...

На пристани опять «ЧП». У старенького врача украли саквояж с семейными драгоценностями. Случилось это прямо на пароходе, незадолго до отправления. Старик метался по палубе.

— Да помогите же мне, люди!

Котов останавливает у трапа двоих:

— Никого не выпускать!

И медленно идет по рядам. Глаз у него наметанный, опытный. Всех обыскивать незачем. Ба, кажется, пляжный знакомый! С чего бы он тут?

— Ты что здесь делаешь?

— Я? Я это... родственницу вот провожал... Больную... — юлит парень и будто невзначай задвигает за спину старушки докторский саквояж. — Провожал вот... Родственницу...

— Да какая я тебе сродственница! Волк серый тебе сродственник!

Парень пытается улизнуть.

— Стой!

Старик доктор торжествует:

— Думают, если война, то и управы на них нет! Есть!

Перед рассветом Котов немного вздремнул. Прямо в отделении. А рано утром на первый Сталинград подали эшелон с ранеными. И снова взвод Котова на ногах. За первым эшелоном последовал второй, третий... Так шли дни и ночи. Вокзал — госпиталь, стадион — пристань. И всюду люди, люди, люди... Бездомные, голодные, несчастные. Особенно тяжело было с ранеными. Котов и его люди таскали носилки вместе с санитарами.

3

23 августа 1942 года взвод Котова нес патрульную службу в центре города. В Сталинграде уже было объявлено осадное положение, введен комендантский час. Немцы бомбили город и раньше. Огонь Сталинграда полыхал над Волгой уже второй месяц, но то, что увидели сталинградцы 23 августа, едва ли назовешь простой бомбежкой. Это было варварское, дикое разрушение города, непохожее ни на один налет в истории войны. Свыше тысячи самолетов с паучьей свастикой с утра повисли над Сталинградом.

— Ну, кажется, начинается, — процедил Яков и повел своих людей в укрытие, ближе к областному управлению милиции.

Бомбардировщики заходят и заходят в пике. Ниже, ниже... Самолеты взмывают вверх, и зловещее завывание сотен бомб врезается в тишину примолкшего города. Затем взрывы. Котов невольно отсчитывает: один, второй, третий... Фугасная, зажигательная, осколочная... Кажется, взрывам не будет конца. Люди давно потеряли им счет, так же, как часам и минутам. Одну группу самолетов сменяет другая... Они бомбят методично, квартал за кварталом, метр за метром. Город горит. Взлетают в воздух школы, жилые дома, детские садики, парки. Огонь и пепел, огонь и пепел. Дым застилает солнце, пламя — под самые облака.

Кровавые блики огня падают на лица людей. Котов смотрит на этот ад, смотрит на своих милиционеров и удивляется: как это они живы? Кажется, что не только люди железо должно расплавиться. И железо плавилось...

Едва прозвучал отбой тревоги, Котов поднялся, стряхнул с шинели штукатурку. За ним остальные. И словно не было смертельной опасности, словно не пережили ее люди минуту назад.

— Живей на раскопки. Все готовы?

— Все...

— Ты, Клочков, идешь к рынку. Ты, Андрей, со своим отделением к вокзалу... Сообщение через связных. Проверить каждую щель, каждый подвал.

...Милиция идет по городу. Сегодня ее помощь особенно нужна. Котов останавливает свою группу у подвала трехэтажного дома недалеко от универмага. Собственно, дома нет, он начисто снесен тяжелой бомбой. Но бетонированный подвал выдержал, не проломился. Вход завален искореженными балками, битым кирпичом, штукатуркой. Все дымится.

Котов вспомнил: в этом доме бомбоубежище.

— Здесь, — говорит он решительно и первым поднимает с земли обожженный кирпич.

— Живы ли? — спрашивает кто-то.

— Видишь, потолок не рухнул, значит, живы...

— Задохнуться могли.

Ему не отвечают. Но страшное предположение заставляет всех с удвоенной энергией вгрызаться в обломки. Два часа не разгибали спины. Уставшие, перепачканные известкой, милиционеры думали об одном: скорее! Вот и двери...

Посеревшие от ужаса люди обнимают спасителей. Старик усач утирает слезы:

— С того света вернулись...

Котов улыбается старику и снова командует:

— Пошли!

У полуразваленного здания он снова останавливается.

— Здесь...