Подвиг 1988 № 06 (Приложение к журналу «Сельская молодежь»)

Никому из троицы не удалось бы провести двух остальных. Целыми месяцами им не за кем было наблюдать и некого изучать, кроме своих сотоварищей. И ничто от этого изучения не отвлекало: ни книги, ни газеты, ни другие лица, ни картины природы. Часто стоило одному начать предложение, как двое других уже догадывались не только о том, чем он кончит, но даже какими словами свою мысль выразит и в каком порядке их поставит. Благодаря этому у них со временем выработалась занятная привычка — не договаривать предложения до конца, ибо в этом не было необходимости: после трех-четырех слов ему уже отвечали. По этой же причине они настолько надоели друг другу, что были готовы бог знает на что, лишь бы перестать отгадывать заранее слова и мысли других — какая это тоска смертная! Но каким путем им было расширить свой словарный запас, откуда было родиться новым идеям? Речь шла об одних и тех же делах, одних и тех же понятиях, одних и тех же задачах. Сами того но замечая, они изобрели своеобразную форму общения, в которой непосвященный не разобрался бы.

Соорудили они, например, черпачное колесо. Оно приводилось в действие с помощью простейшего ворота. Осел тянул его, и вода сливалась в канаву, из которой падала на лотки для промывки песка. И так как обслуживать эту систему было делом сравнительно легким, его поручили Говарду. Поначалу ему кричали: «Говард, мы готовы, сливай воду!» Это длинное предложение сократилось в конце концов до одного словечка: «Слив!» И слово это стало для них обозначением для воды вообще, потому что казалось им более коротким и энергичным, чем «вода». И даже когда говорили о воде для кофе, говорили только: «Слив на о?», что означало: «Воду на огонь поставили?»

Лопату по неизвестной им самим причине переименовали в «кат», лом — в «шейк», динамичный патрон — в «Мэри». Когда поджигалась «Мэри», употребляли для этого два слова: одно из них «Мэри», а другое из чувства приличия и по другим причинам мы приводить здесь не станем, хотя при известных обстоятельствах и при известных условиях эти понятия соотносимы. Это же слово они употребляли, когда раскуривали трубки или поджигали костер. «Еда», то есть обед, получила обозначение скорее противоположного свойства, если его вообще употребляют воспитанные люди — обычно они этого избегают и даже с большой осторожностью подыскивают подходящее случаю описательное выражение.

Говарда никогда не звали по имени, а только О и Об. Оно образовалось из «олд бой», — что равнозначно «старику» или «старине». Куртин превратился в Ку, а Доббса почему-то прозвали Памп. Ни сам он, ни Говард с Куртином не сумели бы объяснить, как это вышло.

И так с множеством слов и выражений. Они могли проговорить друг с другом минут десять, и Лакод не понял бы ни слова. Сами они, конечно, не догадывались, что Лакод их не понимает; им и в голову не приходило задуматься о том, что ему временами должно казаться, будто он находится среди людей из какой-то неизвестной, чужой страны. Они настолько привыкли разговаривать именно так, что подняли бы друг друга на смех, заговори кто-то из них иначе.

15

— Да, насчет ухода отсюда, — Говард вернулся к мысли, прерванной во время короткого разговора в полдень.

Вместо «ухода отсюда» он сказал «отлететь», но придется все же переводить их речь в выражения, понятные и тем, кто к братству троицы не принадлежит.

— Да, уйти — это всегда чертовски трудное дело. Уйти-то мы уйдем, и даже довольно далеко отсюда удалимся. Но даже когда нам почудится, будто мы уже в полной безопасности, до банковских счетов будет очень далеко. Вам когда-нибудь доводилось слышать историю о донье Катарине Марии де Родригес? Наверняка нет.

Есть чудотворная икона нашей доброй госпожи Гваделупской, покровительницы Мехико. Туда из Мехико-Сити можно доехать на трамвае. К этой чудотворной иконе целое паломничество: все мексиканцы и индейцы, у которых совесть нечиста, приходят к чудотворной в надежде, что она выполнит их просьбу, даже если речь идет о том, чтобы завладеть землей соседа; или девушку покинул возлюбленный, а она хочет вернуть его, или дама опасается, что всплывет, как она с помощью невинной травки отправила на тот свет своего супруга и обрела благодаря этому другого мужчину.

— Но ведь все это самообман и суеверие, — перебил его Доббс.

— Не скажи, — возразил старик. — Заставь себя поверить — и не будет никакого самообмана. Кто верит в бога, для того он существует, а кто не верит в верховного кормчего и повелителя созвездий, для того его нет. Но не будем об этом долго спорить. Я не стану даже говорить, что сам об этом думаю. Я просто рассказываю историю, невыдуманную и неприукрашенную.