Группы всадников удалялись все дальше и дальше, звуки выстрелов ослабевали, и вскоре наблюдатели с выступа на скале совершенно потеряли их из виду — это их поглотил мерцающий горизонт.
Старатели восстановили свой лагерь на прежнем месте, приготовили еду и разлеглись вокруг костра. До захода солнца было еще далеко, но никто не сделал предложения поработать немного сегодня.
Но когда стемнело и они, отхлебывая кофе и покуривая трубки, сидели у огня, Куртин сказал:
— А я все-таки считаю, Говард прав, и лучше всего махнуть на все рукой и засыпать шахту. Мы, конечно, можем сделать еще по тысяче, но умнее остановиться на том, что у нас есть. Непрошеные гости того и гляди снова появятся здесь, и еще вопрос, вывернемся ли мы опять так удачно.
Некоторое время его слова оставались без ответа. По долгому раздумью Доббс сказал:
— Что же, я согласен. Завтра закроем шахту, послезавтра с утра приведем в порядок и уложим наши вещи, все уложим и свяжем, подготовим животных и послезавтра уйдем отсюда. Мне тоже все это надоело.
Лакод слушал, не вмешиваясь. Курил и с деланным равнодушием глядел на костер. Время от времени вставал, ломал о колено ветки, а если не ломались, подбрасывал в костер целиком.
— А известна вам история о шахте «Сиенета»? — спросил он ни с того ни с сего.
— Нам о шахтах разные истории знакомы, — устало проговорил Говард.
Он было погрузился в свои мечты: как бы вложить заработанные деньги с наибольшей выгодой, чтобы и жить со всеми удобствами и чтобы деньги без особых с его стороны усилий удваивались, учетверялись, чтобы в конце концов их сумма выросла в сто раз. Вопрос Лакода нарушил ход его расчетов.
— Да, верно, о тебе-то мы совсем забыли, — сказал он.
Тут Доббс и Куртин тоже подняли головы.
Куртин рассмеялся:
— Видишь, как мало ты для нас значишь. Мы даже не вспомнили о тебе, хотя ты сражался вместе с нами, а сейчас преспокойно сидишь с нами, ешь и пьешь. Мы, понимаешь ли, толкуем о своем, и ты тут ни при чем.
— Ты вроде бы разработал какой-то план? — спросил Доббс. — Используй его сам. Даже если он пахнет десятью тысячами. Мне они ни к чему. Я хочу в город, хочу видеть девушек, хочу сидеть за столом и чтобы официант подавал тарелки на белую скатерть, хочу наблюдать, как люди готовят пищу для других и унижаются за гроши.
— Но тут пахнет не десятью тысячами, — сказал Лакод.
— Где это? — спросил Куртин.
— Ну, мой план…
— A-а, вот оно что, — Куртин зевнул.
— И валяется все это у нас под ногами!
Лакод старался заинтересовать троицу, но как будто безуспешно, потому что Доббс сказал:
— Валяется, так подними, зачем добру пропадать зря. А то вовек себе не простишь. Ты, по-моему, из тех людей, которые всегда о чем-то сожалеют и имеют на то причины. Привет, я пошел спать.
Говард с Куртином тоже неуклюже поднялись, потянулись, зевнули и направились к палатке. На полпути к ней Куртин остановился, задумался о чем-то, потом повернулся и снова потянулся, глядя на луну.
Ему явно пришла в голову какая-то мысль, потому что он крикнул:
— Говард, ты дорогу сегодня днем замаскировал, когда отвязывал ослов?
— Обязательно, — крикнул тот из палатки. — От поворота и до лужайки, до лужи — как всегда.
Лакод притащил свои мешки и устроился у костра.
Увидев это, Куртин вернулся:
— Эй, друг, ты можешь спать с нами в палатке. Найдется и для тебя место.
— Мне здесь вполне удобно, — ответил Лакод. — Я вообще предпочитаю спать у огня, а не в палатке. Но послушай, отчего бы тебе не попытаться? Можешь мне поверить, на твою долю выпадет столько, что не пожалеешь.
— Попытаться? Ты о чем это? A-а, твой план… Нет, я буду рад унести отсюда ноги. Я здесь больше не выдержу. И никто из нас не останется. Что можно было намыть, мы намыли — я больше и пальцем не пошевелю.
Куртин направился к палатке, вполз в нее.
— Что этот парень от тебя хотел? — спросил Доббс.
— Предлагал остаться, но я его отшил.
— Просто ума не приложу, что об этом парне и думать, — сказал Говард. — Иногда мне кажется, будто у него не все дома, пары шариков не хватает. Эх, если бы знать, чем он занимался последние полгода и где был, я бы вам точно ответил — то ли он из вечных золотоискателей, то ли спятил в здешних лесах. А может, и то и другое.
— Вечный золотоискатель? — с любопытством переспросил Куртин.
— Да, один из тех, кто вечно ищет и ищет, знает с десяток мифических историй о засыпанных и забытых шахтах, носится с десятком планов или чертежей — не в голове, так в кармане, — которые должны указать ему путь к заброшенной шахте, а в мозгу его перемешался еще с десяток дурацких историй, рассказанных индейцами или метисами, и все о местах, где водится золото и алмазы. Ищет и ищет. В самой бездорожной, дикой, гористой местности, где повсюду подстерегает опасность, он преисполняется особой уверенности, что вот-вот выйдет на жилу толщиной в руку. Но никогда и крошки золота не отыщет, хотя убежден, что стоит на золоте и завтра жила обнаружится.
Это род безумия, такой же опасный для остальных людей, как и любое другое сумасшествие.