Когда мы переплыли реку, то отчетливо были слышны сквозь треск автоматных очередей крики немцев и ругань наших ребят. Мы поспрыгивали в траншею справа от Ефимцева. На счастье, траншея в этом месте пустовала. Но за первым поворотом на меня выбежал враг, которого я опередил, выпустив очередь. А следом выскочил наш доброволец Кустов и, увидев, что немец мертв, выругался. Он его хотел взять живым, потому что нам дали такой приказ, а я о нем позабыл. Также нам приказали изымать у убитых документы и письма, чтобы установить номера частей, действующих перед нами. Мы обыскали убитого и наткнулись на кисет! Тот самый кисет, с надписью «Дорогому уральскому добровольцу!», который достался Григорьеву. Мы еще все по кругу закуривали из этого кисета. После перекура Григорьев так и не нашел его. Двух суток не прошло, а кисет с берега Орса перекочевал к немцу на берегу реки Нугрь! Я кинулся искать Григорьева, которого из виду потерял, и не нашел. Мне сказали, что Григорьев погиб еще перед Нугрью… (Кисет этот я взял себе, и прошел он со мной все боевые дороги от Курска до Берлина, а затем до Праги.)
Окончательно закрепились мы на берегу реки, когда переправился к нам весь батальон. Однако вперед идти без техники бессмысленно, мы лишь отбивались огнем стрелкового оружия, да пушки поддерживали нас с противоположного берега.
На участке нашей роты вперед выдвинулся для прикрытия расчет пулеметчика Орлова. Огонь вел удачно. Немцы никак не могли организовать атаку и решили забросать Орлова минами. Орлов замолчал. Меня послали передать ему, чтоб отходил. Когда я дополз, то обнаружил, что второй номер убит, а Михаил ранен в голову. Перевязав его, я предложил переменить позицию. Но он отходить отказался, увидев, что пулемет цел:
— Зачем? Ты что, с ума сошел? Отсюда мы их всех перещелкаем!
Я остался с ним за второго номера. Еще атаку мы отбили, но нас снова накрыли минами. Михаила вторично ранило в грудь. Опять перевязка. Он еще попробовал вести огонь, но силы иссякли. И снова мины. Пулемет разбило. Теряя сознание, Михаил наказал мне: «Напиши моим, что и как…» (Наказ его я исполнил, написал его сестре, получил от нее два письма, а потом наша связь оборвалась. Кстати, Михаил Орлов посмертно награжден орденом боевого Красного Знамени.)
Я же так и остался на позиции Орлова, потому что из-за огня обратно не было никакой возможности выбраться. Нас больше не атаковали, но обстреливали нещадно и постоянно. Все время я боролся со сном, навалившимся на меня из-за усталости: сколько за день пережито! Танковый бой, форсирование Нугри, взятие траншеи. Кроме того, за все дни на передовой если и спал, то в лучшем случае час-полтора в сутки. А сколько таких суток уже прошло?
Время от времени выливал из фляжки на лицо воду, чтобы прийти в себя. Тут заметил, что наша техника стала переходить Нугрь.
За танками ворвались мы в деревню, которую немцы не успели сжечь — это, запомнилось мне, была первая сохранившаяся от разрушений деревня. Здесь мы начали окапываться и заночевали, отбив две или три атаки.
В полной темноте со стороны противника открыли сильный огонь. Наши окопы мгновенно ожили, мы изготовились к бою, но столь же внезапно перестрелка затихла. Прошло еще минут двадцать, и вернулась на нашем участке разведгруппа. Та самая, что ночью уходила в тыл немцам! Возвратились они с «языком», и нам стала понятна причина перестрелки.
Бой в то утро немцы так и не начали. Начали мы, и довольно поздно — часов в десять. Наступали после артподготовки в качестве танкового десанта — на броне.
Вскоре нас отвели из первой линии в глубину. Здесь к нам прибыл новый комбат — капитан Ишмухаметов. Он поставил нам новую задачу: скрытно проникнуть через линию обороны противника, пробраться в село Злыня и вызвать панику. Выделялась наша рота, насчитывавшая человек 30―40, не больше. Капитан приказал тщательно подготовиться и подкрепиться.
Выступили в полной темноте и шли долго. Потом выждали, когда станет достаточно светло, и по команде капитана Ишмухаметова с нашим привычным «ура!» ворвались в Злыню…
Сперва я увидел двух фашистских солдат, что-то спешно упаковывавших у сарая. Меня они не замечали. Открывать огонь из автомата я передумал: кто знает, сколько их еще там? Для верности бросил гранату и только потом подбежал к сараю. Там я увидел, что верно поступил: немцев оказалось трое. Двух убило гранатой, а третий, раненый, бросился на меня было с ножом, но я встретил его автоматной очередью. Когда сообразил, что они тут делали, меня бросило в жар: тряпьем набивали огромный чемоданище. Большинство вещей оказалось женскими. До сих пор я видел немцев только с оружием в руках, а в тот раз впервые увидел мародерами и грабителями…
Внезапное наше появление в тылу, как мы и рассчитывали, вызвало панику, а с фронта ударили и основные наши силы.
Мы перебежали первую улицу, залегли в огороде в картошку. Беспрерывно вели огонь по выскакивавшим через окна и двери солдатам. Убежать, по-моему, удалось мало кому.