По разрывам прослеживалось движение конвоя: сначала эсминцы шли по курсу подводной лодки, потом повернули в сторону открытого моря, и разрывы от глубинных бомб стали удаляться.
— Лупят в белый свет как в копеечку, — пошутил штурман.
— Радоваться-то нечему! Это мы пять торпед запустили в горизонт как в копеечку. Артиллеристы говорят: один снаряд — хромовые сапоги. Так мы сегодня весь дивизион босыми оставили. По приходу в базу победный выстрел из носового отменяю. Хвастать нечем. Впредь наука: не высовываться раньше времени.
До базы оставалось сутки ходу. Впереди снова минные поля, когда и справа и слева трутся о стальные бока минрепы. Бр-р-р…
Мелкие воды Финского залива не позволяли лодкам уйти на глубину и избежать столкновения с минами. А на малой глубине субмарины легко обнаруживались с воздуха.
— Пока выйдем на достаточные глубины, — рассказывал после войны Маринеско, — днище лодки до зеркального блеска очистим.
Помогала немцам и матушка-география — единственный выход из Финского залива в самом узком месте — Нарген-Порккалаудд — был перекрыт снизу противолодочными сетями и магнитными минами… А сверху четырнадцать противолодочных сторожевых кораблей, как псы из «Лампы Аладдина» днем и ночью охраняли выход из залива.
И все-таки лодки проходили Финский и занимали боевые позиции.
Ленинград крепко сковал фашистские дивизии, не давая Гитлеру отвести хотя бы часть под Сталинград…
14 августа 1942 года, пятница. Войска 62-й армии Сталинградского фронта после упорных боев в большой излучине Дона под натиском превосходящих сил противника отошли на восточный берег реки на внешний сталинградский обвод от Вертячего до Ляпичева.
В 1942 году положение Балтийского флота все еще оставалось трудным. Теперь, как стало известно, главной задачей 1-го воздушного флота люфтваффе стало уничтожение боевых кораблей. Начиная с апреля, люфтваффе нанесли более шести массированных ударов по флоту. Фашисты спешили: зима, мешавшая балтийцам активно действовать на морских магистралях, ушла со льдами в открытое море. И гитлеровцы боялись появления русских подводных лодок. В районе Таллин — Гогланд не осталось живого места от мин. А люфтваффе все продолжали загаживать фарватер у Кронштадта минами разного действия.
Появление советских подводных лодок, в том числе и С-13, показало гитлеровскому командованию, что оно переоценило эффективность своих противолодочных средств.
14 августа 1942 года на боевой позиции возле маяка Порккалан-Коллбода экипаж Маринеско, произведя двухторпедный залп, потопил фашистский транспорт водоизмещением 7 тысяч тонн. К тому времени более тридцати фашистских транспортов, потопленные подводниками Краснознаменной Балтики, уже лежало на дне Балтийского моря.
Теперь, спустя много лет, историки прочитали документы «третьего рейха» того времени с грифом «Совершенно секретно», в которых черным по белому сказано: гитлеровцы твердо были убеждены, что Балтийский флот заперт в Кронштадтском фарватере.
11 января 1945 года подводная лодка С-13, миновав Финский залив, вышла в район Штольпмюнде с целью помешать эвакуации курляндской группы фашистов из Виндавы, Либавы и Паланги в порты Померании и Макленбурга.
Вот уже больше двух недель крейсировал Маринеско в море, но ничего сколько-нибудь стоящего не встречал. Акустики, слушая шум винтов, безошибочно определяли то небольшую группу торпедных катеров, то «посудину», недостойную торпед.
А море беспрерывно штормило. Всякий раз, всплывая для перезарядки батарей, Маринеско и старшина Волков, обладавший удивительным зрением и потому часто приглашаемый капитаном на ходовой мостик, продуваемый всеми ветрами мира, часами мерзли, осматривая горизонт. Мороз держался на Балтике в те дни ниже 15 градусов. Закончив перезарядку, лодка уходила на глубину, и теперь уже акустики Николай Шпанцев и Александр Рашевский снова вслушивались в шумы.
30 января в 22.05 С-13, слегка «притопленная», только рубка выступает из воды, малым ходом крейсировала в районе, удобном для встречи с противником. В центре дальномерной сетки перископа метельная мгла.
Шторм выматывал людей. Через каждые 15―20 минут Маринеско приказывал стопорить дизели, чтобы акустики могли прослушать горизонт. Но горизонт пустовал.
— Смотри, смотри еще, старшина, — просил Маринеско.
Старшина не отвечал. Он с удовольствием поговорил бы с командиром, но от холода зуб на зуб не попадал. Где-то там, за стеною из ветра и снега, кто-то мигнул старшине раз, затем другой… От неожиданности он даже вздрогнул. Маяк?!
— Замерз? — спрашивает Маринеско, не отрываясь от сетки перископа.
— Товарищ командир, вижу работу маяка!
— Где? Где, старшина?
— Слева по ходу.
— Точно! Маяк! Штурман, уточнить место: должен быть маяк Риксгефт.
— Так точно. Маяк Риксгефт! — через секунду докладывает штурман.
— У матросов нет вопросов? — весело спрашивает Маринеско.
Если заработал маяк, значит, подходят корабли!
— Елки-моталки, неуж повезло? Порт Готенхафен корабли принимает!
— Вижу огни! Слева вижу огни! — вскрикнул старшина Волков.
И почти одновременно с ним акустик Николай Шпанцев доложил: