Подвиг 1983 № 23

Изможденные лица, изодранное обмундирование, из брюк вылезают коленки. Залатывать никто и не думает: нет ни времени, ни иголки с ниткой. Поскольку на смену частей нет надежды, процесс разложения воинской дисциплины, видно, идет все сильнее. С сапогами также не лучше, развалились, подметки привязаны тонкой проволокой. Никого это не волнует. Некоторые солдаты, насквозь промерзшие и промокшие, сидят так близко к огню, что того и гляди пламя перекинется на них. Одни тупо уставились на огонь, другие с закрытыми глазами растянулись на животе, подперев голову руками. Храпят совсем выбившиеся из сил, накрыв голову шинелью. В углу о чем-то шепчутся двое. У того солдата, что поменьше ростом, в руках Железный крест с новенькой лентой. Справа в углу делает перевязку фельдшер, поливая раны йодом.

Атмосфера полной безысходности и какого-то странного полусна.

Бой за цех только начинается, а чем он кончится?

Тимофей Ромашкин. Надо контратаковать. Фашисты должны думать, что нас больше, чем на самом деле…

Смотрю на лица бойцов и командиров. Устали… Но готовы в любую минуту ринуться в бой.

Вот неустрашимый офицер Крамзин, который после каждого боя невозмутимо назло врагам громко играет на баяне вальс «На сопках Маньчжурии». Молоденький красноармеец Славин. Это наш летописец. Он выводит неумелой рукой пусть порой наивные, но искренние стихи, которые потом мы все переписываем в свои фронтовые тетрадки…

Пора начинать…

Гитлеровцы обороняют цех № 3 25 пулеметами, шестью минометами и двумя пушками. Все подступы к цеху заминированы. Перед входом сооружены искусственные препятствия — два ряда проволочного заграждения, завалы из железного лома, а сами входы забаррикадированы и также заминированы. За толстенной кирпичной кладкой стены с севера гитлеровцы неуязвимы. Даю команду атаковать с севера.

— Товарищи! — обращается к бойцам командир роты Анатолий Сухарев. — Бандитов винтовками и пулеметами не взять. Приготовить противотанковые гранаты. Ползком вперед!

Плотно прижимаясь к земле, устремились вперед бойцы. Они обгоняют друг друга. Первым у стены цеха оказывается Александр Кириченко, за ним подползают Чектуаров, Иван Таханов, Чехотов, Патрушный…

Чектуаров бросает гранату. Вслед летят десятки других. Оглушительные взрывы, сопровождаемые криками и стонами фашистов, несутся из-за стены. И тогда взвод лейтенанта Гончарова и взвод лейтенанта Шишкина бросаются в атаку. Завязывается рукопашная. Пятьдесят семь немецких солдат и офицеров нашли в этом бою свою могилу.

Гельмут Вельц. Оглушительный грохот: нас забрасывают ручными гранатами. Обороняющиеся сопротивляются всеми средствами. Да, это стойкие парни!

В этот самый момент над цехом как раз взвивается красная ракета, за ней зеленая. Это значит: русские начинают контратаку…

Тимофей Ромашкин. Комсомольцы Похлебин, Моторенко, Урянский, Кузьминых, Шолох неторопливо разложили в мешки 200 килограммов тола, обвязались шнурами, взяли оружие, лопаты, кирки. Саперы поползли к 3-му цеху. Беспрерывно стрекочут пулеметы и автоматы противника. За 25 метров до стены цеха саперы начинают рыть траншею, чтобы безопаснее было добраться до цели. Четыре часа они вгрызаются в мерзлую землю. Но вот тол заложен под стену. Выпускаю красную ракету. 30-метровая стена с грохотом рушится, хороня под своими обломками десятки фашистов.

Пошли вперед штурмовые группы.

Первыми врываются в южную часть цеха старшина Кузнецов со своим взводом. С севера влетает группа старшего лейтенанта Сухарева. На левом фланге электростанцию берет штурмом старший лейтенант Крамзин. В то время как наши штурмовые группы овладели окраинами цеха, бойцы артбатареи на руках перенесли туда свои противотанковые пушки и стали уничтожать огневые точки врага, расположенные внутри цеха.

Гельмут Вельц. Итак, конец! Все оказалось бесполезным. Не понимаю, откуда у русских берутся силы? Просто непостижимо. Бессильная ярость овладевает мной. Первый раз за всю войну стою я перед задачей, которую просто невозможно разрешить.

Тимофей Ромашкин. Уже потом, когда бой окончен, я смотрю на лица погибших товарищей: Кобзев, Масленников, Турыкин, Гречушников… У Гречушникова открытые не мертвые глаза и на бледном лице улыбка. Я поднял его мертвое тело и прислонил к груди. А он, убитый, все улыбался прекрасной мудрой улыбкой.

И я вспомнил, как рассказывали мне о сержанте Тарасове. Когда по Волге уже шла шуга, он вместе с другими саперами переправлял на лодке боеприпасы. Река дыбилась от разрывов фашистских бомб и снарядов. Тарасов, чтобы не падали духом молодые бойцы, беспрестанно шутил, рассказывал смешные истории.

Если солдаты улыбались, Тарасов говорил им серьезно: «Когда смеетесь, поворачивайтесь лицом к фашистам. Они, гады, наблюдают за нами из биноклей. Так пусть видят наши улыбки, пусть бесятся».

Я гладил улыбающееся лицо Гречушникова и думал о том, что он, мертвый, победил.