Подвиг

— Вы, должно быть, с аэродрома? У нас часто бывают с аэродрома.

— Давай!

— Сейчас.

— Давай!

— Пожалуйста, извините.

— Сюда!

— Вот. Так. Пожалуйста, извините. Ложитесь сюда.

— Кто кричит?

— Это на улице, летчик-сан. Теперь сюда.

— Погоди.

— Сейчас. Сейчас, сейчас. За поясом кимоно. Рисовая бумага. Вы мужик красивый, пожалуйста, еще приходите сегодня в ночь.

— Есть у тебя красивые подруги?

— Вечером приведут всех, летчик-сан. Извините, сейчас вернусь. Можно еще четыре бутылки пива?

— Давай!

(«Грязный этот вертеп… надо пойти в южный конец Оура-маци. Там дорогие… Наверное, старшие офицеры там… Циновки все в каких-то пятнах… Пахнет красками… Сколько осталось? Час еще… Ах, как весело идти в ночной плеск, слышать хлюпанье воды, свист машин. О, пение сквозь дождь! Сонный бред, голос ночи, крик скользящих шин… Не помял ли китель?.. Смотрите — книжка… „Опасный бандит Мураги, совершивший семнадцать убийств и изрезавший брюхо многим невинным девушкам“… Что это такое?.. Эй, кто за створкой?.. Скверный вертеп! На одну девку — еще гости… Она, наверно, пошла еще к третьим…»)

— Эй, сюда! Эй, эй, сюда! Что это у тебя еще такое?

— Это, извините, летчик-сан, это двое, они немножко выпили, остались немножко ночевать.

— Какое право имеешь ты сразу принимать нескольких гостей? Ты, я вижу, баба сволочь! Хотел дать тебе на чай. Теперь не дам. Сейчас буду жаловаться…

— Пожалуйста, вот сюда, летчик-сан, пожалуйста, еще, летчик-сан.

— …чтоб хозяйка нахлестала тебе по морде.

— Извините, пожалуйста, еще приходите сегодня в ночь.

— Пошла!!

— Вы мужик красивый, пожалуйста, еще приходите сегодня в ночь.

Разглядывая китель, Аратоки пошел по улице в противоположную сторону. Слабо пригревало солнце. В небе была нежная зимняя синева. Все в порядке… Довольный, Аратоки засвистал. «А надо все-таки еще раз повидать дочку Сен Ок Хиона… Ну, погоди, подкопаюсь я под проклятого корейца!.. Под двести тысяч, если не под пятьсот… Да, подходит под пятьсот тысяч иен…

…В задыхающейся пляске вод,
Плотной падавших стеною вниз,
Слышно пение шагов и струй,
Тонкий, чистый, одинокий свист…

Все в порядке… Никакого позора нет…»

И пошел по направлению к телеграфному оффису, откуда отходит автобус на аэродром.

Молодой неизвестный человек.
Он отпраздновал сегодня двадцать лет,
Он просто очень тихий человек,
Он не маклер, не убийца, не поэт.
Он готов любой подвиг совершить,
Он готов любую подлость показать,
Чтобы только грош счастья получить,
Чтобы ужин с бургундским заказать.
Слышишь — чей там голос песню гомонит?
Всюду ливень, всюду сон и легкий плеск.
Я не буду ни богат, ни знаменит,
Если я не столкну вас с ваших мест.
Это счастье я с кровью захвачу,
Это счастье я вырву из земли.
Я хочу быть великим… Я хочу
Быть великим… Я хочу… Быть… Вели…

(Пат Виллоугби)

Глава десятая АРАТОКИ НА АЭРОДРОМЕ

Подскакивая, бежал автобус. На крыше сверкала крохотная модель самолета. Вертелся игрушечный пропеллер.

Аратоки, откинувшись, смотрел по бокам и вперед.

Вот снова улицы Кион-Сана.

Холмистые коричневые переулки, наполненные белой толпой.

Здесь живут люди.

Здесь сидят, стоят, дремлют, бродят, дремлют, щелкают вшей, дремлют, бреются, плюют, курят длинные чубуки, бранятся, хохочут, кашляют, говорят, бреются, торгуют, поют люди. Транспаранты с золотыми иероглифами реклам перекинуты между домами. На углах зеленщики торгуют морской капустой, осьминогами, сушеными и связанными в веники, красными плодами каки.

Автобус пробегал скверы, храмы. Переходя дорогу, остановился перед самым носом машины лысый монах. Объявление: «Кто вступить желает в брак — пусть пойдет к невесте…» Горели электрические фонари над лавками, украшенные резаной бумагой. В дневном свете их желтые огни были бледными и не давали тени.

«МЕХОВОЙ МАГАЗИН А КИ ТА»

Сбоку была нарисована полосатая голова тигра, с белыми усами, прямыми, как ножи, с косыми глазами монгольского императора.

«ЗУБНОЙ ТЕХНИК ЦОЙ ВАН ГИР»

Вывеска изображала свирепую челюсть, окруженную сияющими скальпелями.

Потеплело.