Потому что я не вижу никаких особо самостоятельных шагов в политике Ангелы Меркель. Они все плывут по течению, вот все – волею обстоятельств, силою вещей. Потому что правят реально уже давно транснациональные корпорации, прикрываясь леволиберальной идеологией всеобщих свобод. И вот они уже приплыли с этими идеологиями. Так что, когда вылезает на трибуну Путин и рубит более прямо и жестко, чем они привыкли, это даже производит впечатление.
«Бросил топор» – это хорошее выражение, мне понравилось: Путин бросил с трибуны топор войны. Брось топор, я все прощу. Я понимаю, да. А для чего же называть своими именами враждебные миру силы?
Называние в данном конкретном случае несколько бестактно и налагает определенную ответственность. Например, как сказали, что вот Россия стоит по степени угрожаемости между лихорадкой Эбола и ИГИЛ, все завопили: во суки американские, смотри, что они делают! А если сказать, что: если кто-то кое-где у нас порой, то довольно глупо чувствует себя человек, который кричит: вы кого это имеете в виду? Не нас ли? А ему отвечают: это ты сказал. И вообще на воре шапка горит.
Совершенно нормальный оборот, один из моментов дипломатического протокола – незачем. Хороший дипломат вообще ничего не называет, он в ласковых выражениях изливается в любви к тебе, а ты после этого оказываешься нищий ночью в канаве. Вот это искусство дипломатии.
Прекрасная фигура речи, прекрасная идеологема – «антигитлеровская коалиция». На самом деле ничего общего с Гитлером там нету, кроме того, что ребята из ИГИЛ весьма кровожадно, жестоко и варварски себя ведут. Больше ничего нету.
Все участники антигитлеровской коалиции, кроме прочего, первое: преследовали свои цели, крупные геополитические и одновременно внутренне экономические, и надеялись этих целей достичь, сильно укрепив свое положение.
Второе: они готовы были на любые – любые, подчеркиваю – средства и методы борьбы, чтобы победить. Если они не затопили газами Германию, что можно было сделать – ну, чтобы все там не завопили, что что же это такое, чистое зверство. Ну, а когда сто тысяч человек за один авианалет сгорают с огненной буре, в общем, это не намного лучше, чем быть отравленными газом. Потому что американцы в щебенку превращали немецкие города не только вместе с заводами, которые делали шарикоподшипники и все на свете, но вместе со всеми кварталами.
Говорят: зачем бомбили Дрезден? В Дрездене были крупные оборонные заводы. Но заодно в Дрездене было черт-те сколько беженцев. Никто не знает, сколько там погибло тысяч, пятьдесят или двести пятьдесят – цифры разнятся. Кто во время войны беженцев учитывает?
Так вот, сейчас ничего подобного, потому что, первое: ни Россия, ни Америка, ни Франция с победы над ИГИЛом ни фига не получат. Второе: ни Россия – но Россия еще в какой-то хоть степени да, а остальные совершенно нет – не готовы на борьбу любыми средствами. Потому что, как это так, если будут гибнуть мирные жители? Правильно, террористы арабские очень любят прятаться среди мирных жителей, а потом вопить: смотрите, они убивают мирных жителей. Этой истории уже сколько-то десятков лет.
Так что, это скорее призыв. Кроме того, что ответила та противная сторона? Так, ребята, присоединяйтесь к коалиции, пожалуйста, у нас есть, что мы бомбим ИГИЛ, вот французы бомбят ИГИЛ, вот арабские страны многие объединены против ИГИЛ. Присоединяйтесь.
Как там было в «Бароне Мюнхгаузене»? Присоединяйтесь, барон, присоединяйтесь! – закричали все по очереди, а потом хором. Ну, вот что-то барон не хочет присоединиться, потому что идет большая политическая игра. Так что, как говорил Станислав Ежи Лец, не все то лебедь, что торчит над водой. Призыв выглядит прекрасно, но, по сути, общего очень мало. По форме – да. А по содержанию – весьма мало.
Украина закрыла небо для российских самолетов, и Россия ответила симметрично. Это мне напоминает, как у одного моего знакомого, у его подруги был чудесный, исключительный умница кокер-спаниель, сметливый до ужаса. Так вот, когда встречалась большая собака, он прижимался к хозяйским ногам и исчезал. Это было похоже на мохнатый сапог возле ноги. Когда та собака отходила шагов на двадцать, он дрожал от злобы и облаивал ее так… Она иногда с некоторым удивлением оглядывалась через плечо.