Подставных игроков губит жадность

Возможно, это и послужило началом потасовки. Кабинет здорово пострадал. В потасовке принимала участие и девица, огрела кого-то сумочкой по голове, да так, что поломалась застежка, и все содержимое рассыпалось по полу. Уходя, она сумочку бросила, так как та погнулась и не закрывалась. Правда, что-то нужное она забрала с собой, вероятно, завернув в полотенце.

— При чем тут полотенце?

— При кабинете есть туалет, там на вешалке нет полотенец, но одно валяется на полу.

— Хорошо, — продолжала Берта, — с нами никак это не могут связать?

— Не знаю, — ответил я. — Именно это меня и беспокоит.

— Почему беспокоит?

— Потому что пока я был там, подъехала машина.

Это мог быть ночной вахтер. Могла быть полиция. Не знаю, кто это был. Я выпрыгнул в окно и дал деру. Он последовал за мной. Мне удалось оторваться и, развернувшись в обратном направлении, сбить его со следа.

— Ладно, ты от него ушел.

— А если он записал номер машины? Я оставил арендованный автомобиль и был на машине агентства, зарегистрированной на нас.

— Какого черта ты это сделал? — спросила Ветра. — Не хватало еще, чтобы этот малый записал номер…

— Экономил на служебных расходах, — ответил я.

Берта зло уставилась на меня.

Я ухмыльнулся.

Помолчав, Берта предложила:

— Не стоит ли сообщить в полицию?

— О чем именно?

— Что вломились в кабинет к человеку и…

— Откуда нам известно, что вломились? — перебил я ее. — Дверь кабинета была открыта. Фирма общедоступная. Возможно, Холгейт сам их пригласил.

— Ну тогда, что в том кабинете разгром, украли бумаги и…

— Откуда мы знаем, что украли бумаги? — спросил я. — Кто-то рылся в шкафу с папками и делал это довольно небрежно. Не выдвигал и задвигал ящики, а выдергивал один за другим, пока не переместился центр тяжести и шкаф рухнул на пол. Бумаги рассыпались, а тот, кто рылся в шкафу, поднял шкаф, поставил на место, вот и все. Откуда мы знаем, что он что-то взял?

Берта задумалась.

— Иными словами, — продолжал я, — мы не знаем ни о каком преступлении, и нет никакого смысла сообщать о преступлении, если его не было.

— Головастый стервец, — восхищенно заметила Берта. — Я бы никогда не отважилась ступить на такой тонкий лед, но если ты считаешь, что тебе это сойдет с рук, валяй!

— Весь вопрос в том, — сказал я, — и мне надо это знать, что случилось с Холгейтом?

— Что ты имеешь в виду?

— Ждал ли он, когда уйдут незваные пришельцы, кто бы они ни были, и…

— Не называй их так, — поправила меня Берта. — Пусть это будут посетители. Мне показалась интересной твоя мысль о том, что это общедоступная фирма и что Холгейт, возможно, сам их пригласил, чтобы продать участок.

— Ладно, — согласился я. — Когда посетители удалились, отправился ли он следом или…

— Конечно же, уехал, — решила Берта. — Его машины там не было. Ты же говорил, что когда подъехал, стоянка была пустая.

Я согласно кивнул.

— Не пошел же он оттуда пешком, — продолжала убеждать меня Берта. — У него была машина. Посетители уехали на своей машине, потом Холгейт уехал на своей.

— Мне звонили до отъезда или после? — задал я вопрос.

— Вероятно, после, — ответила Берта.

— Будем надеяться, — вздохнул я.

— Ты так не думаешь?

— Не знаю, Берта. Поскольку им известно, кто я такой, дело может стать довольно щекотливым. Полагаю, нужно позвонить Ламонту Хоули. У тебя есть номер, по которому его можно застать вечером?

— А, черт, нет! — чертыхнулась Берта. — Такого телефона он не давал, только личный. Но не думаю… Черт побери, Дональд, почему с тобой вечно так получается?

Всякий раз, как ты берешься за дело, оно ни с того ни с сего выливается в чрезвычайное происшествие, в конце которого потом оказывается труп.

— Будем надеяться, потом, — пробормотал я.

— Что ты хочешь этим сказать?

— Если труп имеется уже теперь, — пояснил я, — то дело может принять плохой оборот.

Берта недоуменно заморгала:

— О чем ты, черт побери, говоришь?

— Я говорю о том, что произойдет, если появится труп.

— Кого ты имеешь в виду?

— Холгейта.

— Не говори глупостей.

— Что здесь глупого?

Берта возмущенно захлопала ресницами.

— Убей меня Бог! — выдохнула она.

После минутного молчания Берта наконец произнесла:

— Погоди, ты только что говорил, что кто-то мог видеть номер твоей машины. А как насчет отпечатков пальцев? Ты же удирал оттуда в большой спешке. Должно быть, оставил…

— Наследил по всей комнате, — подтвердил я. — Но не теряй головы. Это я улажу.

— Как? Не можешь же ты вернуться и стереть отпечатки пальцев. Ты вряд ли помнишь, к чему прикасался.

— Разумеется, не помню, — согласился я. — Я просто вернусь и оставлю там новые.

— Это еще зачем?

— Это старый-престарый трюк, — объяснил я. — Если не можешь избавиться от своих пальцевых отпечатков на месте преступления, найди предлог вернуться вместе со свидетелем. Прикасайся ко всему, что попадет под руку. Когда полиция обнаружит пальчики, она никогда не узнает, когда они были оставлены. Единственный штрих, указывающий на время, — это пудреница. Я брал ее в руки, а потом касался разных предметов. Когда буду там, надо не забыть повторить эту процедуру.

— И когда ты собираешься это сделать?