Подсолнухи

Побывал несколько раз в Жирновке один, с семьей, с ребятишками, если жена занята. Но к жизни сельской особого интереса нет. Недельку погостил, смотришь, заскучал уже: ни ружье, ни удочка, ни грибы-ягоды не нужны. Сидит, курит, молчит, смотрит в окно. Что у него там внутри, чего бы он хотел, так и не понял Тимофей Гаврилович. А с разговорами в такие минуты приставать вроде бы тоже неудобно. Разговорить трудно зятя, даже после бани, когда все тяжелое с души спадает. Раза два поговорили они все ж, Тимофей Гаврилович спрашивал о жизни вообще, о деревне, а зять отвечал. Натужно, правда, но отвечал. Искренне, кажется. Тимофей Гаврилович понимал, что собеседник он для зятя никудышный, слова не свяжет, потому и не приставал слишком с расспросами.

С женой, смотреть со стороны, в ладу они, не мешают и слезы ее, ребятишек жалеет — заметно, и слава богу. Пусть живут, а что еще? Тимофея Гавриловича со старухой отцом-матерью с первого дня знакомства называет зять вежливо, гостинцы привозит. Приемник вот оставил, чтоб веселее им жилось. Ну а что ни зять, ни дочь не позвали их ни разу по старости жить к себе, стоит ли осуждать их за это? Пока в силе сами, а состарятся окончательно, там видно будет. Главное, не забывали бы, приезжали чаще проведать, а уж вместе жить — ладно. Не одни они так, и у других дети самостоятельности ищут. Как только подросли немного, так и отклонились от родителей все: хоть поветрием называй, хоть как.

Проведывают, грех жаловаться. Сын — реже. Дмитрий на семь лет старше Зойки. Далеко живет от дома родительского, на востоке, на краю земли, возле океана самого. Служит там, военный, офицер морской. Десятилетку закончил в Пихтовке, в армию идти подошла пора. Предложили в военкомате в училище поступить военное — он согласился. Экзамены сдал, принят был. Приехал погостить после выпуска в форме офицерской, они с матерью налюбоваться не могли: так форма шла ему. Прямой, подтянутый, усы темнеют над губой. Служит который год, не жалуется, что военным стал. И служба идет как следует, по погонам видно. Сначала, как холостым был, приезжал ежегодно, женился — через два на третий, а после и того реже. Едут в отпуск к морю всей семьей, загорать. От моря к морю, получается, через всю страну. Однажды жену привозил показать, детишек. Детей двое, как и у Зойки, мальчик и девочка.

И вот что стал замечать с некоторых пор Тимофей Гаврилович. Чем старше становился сын, тем далее отходил он от деревни своей, от Шегарки, даже от всего того, что было в детстве. Иные заботы, иные интересы. Затеешь разговор — он говорит, а чувствуется: без души, без волнения, без интереса. Ровесников, с которыми играл на деревенских улицах, иной раз вспомнит, иной раз и не вспомнит. Будто не было ни детства, ни отрочества деревенского, ни юности — в восемнадцать лет ушел из дома, — будто вообще ничего не было. А изба, где родился, а улица, Шегарка, поляны-перелески, тайга, озера, костры на берегу? Приятели задушевные, с которыми в чужие огороды лазили за морковкой. Будто была всегда форма офицерская, служба, среда офицерская, Приморский край, жена, играющая на пианино, что встретилась ему там же. И с Зойкой то же самое произошло, она еще раньше от дома оторвалась. И чувствовал Тимофей Гаврилович: не будь их с матерью в деревне, не приезжали бы сюда дети — Зоя и Дмитрий, на родину свою, хотя бы взглянуть на места, где на свет белый появились, ходить научились, дышать научились, произносить первые слова.

Конечно, дети с родителями не должны бы жить порознь, вместе должны жить, если и но под одной крышей, то рядом, чтобы ежедневно видеть стариков своих, поддерживать и словом и помощью. Так все чаще думается теперь долгими ночами Тимофею Гавриловичу. Но он ведь сам хотел, чтоб дети его выучились, выбрали себе работы по душе, своею волею, не обижаясь потом ни на кого, что вот, дескать, не дали вы мне, тятя с мамой, самостоятельности, только успела подросла — дояркой вынуждена пойти на ферму, только подрос успел — пастухом послали работать. Или плотничать. Или на разные работы, что еще тяжче. А я хотел себе выбрать, а я хотела сама…

Так раньше и было, до совхоза, скажем. Семилетку не каждый кончал, десятилетку — редкий, а уж что касается техникумов, училищ, институтов — мечтать можно было. Но вот сдвинулось — изменилась частью жизнь, не надобно было уже выпрашивать справку в сельсовете, чтобы уехать из деревни, поступать куда-то или просто уехать, молодежь кинулась на радостях от порогов родных, а с ними и дети Дарьи Степановны и Тимофея Гавриловича Ивняковых. Выучились. Хоть и не высшее у Зойки, а все ж образование — для женщины, считает Тимофей Гаврилович, и этого вполне достаточно. А Дмитрию — тому просто необходимо высшее. Он мужик, умнее, характером крепче. Он офицер, командир, ему знаний куда как больше требуется. Если бы не училище — институт обязательно какой-то.